Читать книгу - "Пожар страсти - Белва Плейн"

В один из первых теплых весенних дней у бабушки случился удар. Она скончалась без стона и без боли. Ее кончина не принесла такого горя, как смерть Джима. На похоронах Гиацинта сравнивала свою жизнь с жизнью бабушки.

Перед собравшимися выступали те, кто хотел сказать несколько слов о покойной; среди них очень пожилой мужчина, который был шафером у нее на свадьбе. Приехали два дальних родственника из Огайо; пришла женщина помоложе бабушки – ее соседка. Все говорили о ней очень хорошо и прочувствованно. Слушая их, Гиацинта вспоминала образы, звуки и запахи, связанные с бабушкой и ее домом. Вспоминались вязальные спицы в корзине, запеченные яблоки, любимые бабушкины духи с ароматом ландыша, сетования старушки на то, что люди оставили на холоде какую-то беспризорную собаку.

Какой-то старик припомнил события, о которых Гиацинта никогда не слышала.

– Она пустила к себе постояльцев во время Депрессии. Готовила им еду, стирала одежду, мыла полы. До этого она никогда не делала ничего подобного, но научилась.

Когда началась война, она помогала мужу восстановить дело. Когда муж умер от рака, она взяла дело в свои руки и скопила деньги на старость. Она потеряла двух сыновей: одного на войне, а другого не так давно – это твой отец, Гиацинта, твой муж, Францина. И несмотря на все эти испытания, она высоко держала голову. Не разучилась смеяться. Сохранила интерес к жизни. Она прожила ее мужественно.

По окончании службы Гиацинта обменялась добрыми словами и воспоминаниями с собравшимися. С тяжелыми мыслями она пришла домой и лежала без сна почти до утра.

Через несколько дней Гиацинта оставила сообщение на автоответчике Францины: «Уехала в Нью-Йорк по делам. Мне нужно время на размышления. Не беспокойся. Чувствую себя отлично. Скоро вернусь».

Затем заперла дверь и поспешила к поезду.

В Нью-Йорке Гиацинта отметила для себя двадцать галерей, решив изучить каждую картину. Это будет захватывающее путешествие из итальянского Ренессанса к пейзажистам девятнадцатого века, к первым экспрессионистам, фовистам, импрессионистам, постимпрессионистам, авангардистам и прочим. После этого она должна открыть истину: живет ли в ней искусство или нет?

Путешествие длилось пять дней. Впоследствии Гиацинта вспомнила несколько наиболее острых моментов, которые, вероятно, и подвигли ее принять решение. Один из них – когда потрясенная, она узнала лицо на картине современного художника, лицо ребенка, лежащего на коленях матери. «Эмма, – подумала она, – Эмма в тот день, когда я подарила ей розовое платье». Маленькое личико выражало несказанную радость, и художник удивительно точно схватил и передал это. Передал само дыхание жизни.

«Как я сама, – спрашивала себя Гиацинта, – не сумела это уловить и передать? Уилл Миллер прав. Мои работы не способны кого-то тронуть, вызвать в ком-то радость или слезы. Мастерство у меня есть, но нет того, что не поддается определению».

И еще был разговор в Музее современного искусства. Стоя перед «Кувшинками» Моне, молодая женщина обратилась к Гиацинте:

– Это как-то непостижимо действует на тебя, правда? Когда у меня есть после работы время, я иду смотреть картины. И если что-то неладно в душе, они помогают почувствовать себя лучше, эти художники.

– Верно.

– Просто удивительно! Ну что, казалось бы, в этих цветах? Все пишут цветы. Изображают на поздравительных открытках. В чем все-таки разница?

Во Франции тогда был такой прекрасный день, и она была так счастлива! Но Джеральд почему-то безумно спешил и все было скомкано.

Гиацинта долго стояла после того, как посетители разошлись, вновь переживая тот день и думая о многих вещах: о том, что любящие люди ввели ее в заблуждение, да и она сама обманывалась, считая свои работы лучше, чем они были на самом деле.

Уилл Миллер очень удивился бы, узнав – хотя никогда этого не узнает, – что скорее всего Гиацинта последует его совету. Ей заплатили на удивление много за ее платья! Конечно, шитье – не то, чему она собиралась и надеялась посвятить жизнь, но многие ли делают то, на что рассчитывали и надеялись? И шитье не бесплодная фантазия, а вполне реальное дело.

На шестой день Гиацинта приняла решение. Она села в такси и, не давая себе времени на размышления, записалась в первоклассную школу модельеров.

– Ты считаешь меня каким-то капризным, своенравным ребенком, который ударился в бега, – сказала она, вернувшись домой.

Францина возразила:

– Возраст тут ни при чем. И не упрекай меня. Укатила в неизвестном направлении со словами: «Мне нужно время на размышления». Какие только ужасные мысли не приходили мне в голову! Может, ты…

– Совершила самоубийство? Нет и нет. Ты должна радоваться. Ты постоянно говорила, что я должна заполнять свое время, и была совершенно права. Вот я сейчас этим и занимаюсь.

Но Францину не так-то легко было умиротворить.

– Ты огорчила даже своего друга. Арни звонил мне после того, как три дня подряд пытался связаться с тобой по телефону. Тебе следует поблагодарить его.

Арни, сидевший в кожаном кресле с подголовником, отмахнулся.

– У вашей матери и у меня были одни и те же страхи. Вы должны знать правду. Я боялся за детей. Думал, что если вы что-то с собой сделали… словом, поэтому и прилетел сюда. Я ни с кем это не обсуждал, сказал, что у меня дела в Нью-Йорке.

– Мне очень жаль, что расстроила вас, но для страхов нет причин. Я никогда не сделаю этого. Я не причиню такой боли детям. Надеюсь, с ними все в порядке, иначе вы сказали бы мне, Арни, не так ли?

– Да, они чувствуют себя превосходно. Я вижу их два-три раза в неделю. Мы занимаемся в одном и том же плавательном клубе. Они берут там уроки. Видели бы вы Эмму… – Он вдруг в смущении запнулся.

– В самом деле, если бы она только видела, – вставила Францина.

Наступила напряженная тишина. Францина и Арни смотрели на Гиацинту, потупившую глаза. Не поднимая головы, она ощущала на себе их взгляды, и они, казалось, жгли ее.

Нарушив молчание, Францина сказала:

– Вся эта затея представляется мне эксцентричной. Почему бы тебе не вернуться к реставрации произведений искусства? Ведь ты любила эту работу.

– Потому что я всего лишь начинающая в этой области. Чтобы стать мастером, требуются годы. А мне нужны деньги.

– Перестань нести вздор, Гиацинта. Ты видела дом, в котором живет Джеральд. Простите, Арни. Джеральд – ваш партнер, чему я, честно говоря, удивляюсь. Я благодарна вам за вашу доброту, но все-таки…

– Я не принимаю ничью сторону, – возразил Арни. – Джеральд это знает. Если бы я мог уладить дело, я бы постарался это сделать. Но я до сих пор не вижу ни малейших признаков, ни с одной стороны, которые свидетельствовали бы о желании что-то исправить. За всем этим стоит какая-то непостижимая тайна.