Читать книгу - "Путеводитель оптимистки с разбитым сердцем - Дженнифер Хартманн"

Я сглатываю и снова смотрю на Кэла.

– Вот какой я тебя вижу, Люси, – бесстрастно говорит он. – Невесомой. Свободной. Ты любишь жизнь, тебя не затрагивают ее трудности. Ты идеальна. – Он опускает телефон и смотрит в маленькое окошко над раковиной поверх моего плеча. Его глаза задумчиво прищурены. – Я всегда видел тебя такой.

Он снова смотрит на меня, и я готова поклясться, что вижу в его блестящих глазах бездну невысказанных чувств. Он тоже подвержен эмоциям – подвержен мне. Я нахожу в себе силы заговорить.

– Меня затрагивают трудности, Кэл. Как и ты, я каждый день сталкиваюсь с горем. Но я с ним справляюсь. Я выбираю счастье, потому что не хочу тратить отведенное мне время на грусть, – говорю я ему. – Ты прав. Если мы переспим, это будет много для меня значить. Больше, чем для тебя. – Он сжимает губы и напрягается. – Вот что ты хочешь мне сказать? Что ты займешься со мной любовью и ничего не почувствуешь?

Он колеблется и ничего не говорит. Его нахмуренный лоб разглаживается.

Это и есть тот ответ, который я искала. Он вовсе не лишен чувств.

Он просто боится. И я его понимаю.

Мы молчим, окруженные сказанным и невысказанным. Наконец, Кэл потирает лицо и вздыхает.

– Я могу отвезти тебя домой. Или оставайся в свободной спальне. Как хочешь.

Сделав усилие, я слабо киваю.

– Я приму душ. Ты пока подумай.

Я киваю еще раз. Наши взгляды на миг встречаются, прежде чем он опускает голову, разворачивается и уходит.

Как только он исчезает из виду, меня душат слезы. Я опираюсь на столешницу и наклоняюсь вперед, чувствуя, как его слова пульсируют во мне скорбной песнью.

Я не буду тебя любить.

Кэл разверз между нами пропасть. Бездонное ущелье. Два отвесных утеса, между которыми невозможно перепрыгнуть – только сорваться в пустоту.

И я знаю, что я должна сделать.

Я построю между нами мост из сломанных костей.

Глава 16

16/2/2013

«Грустные песни»

Мама спросила, есть ли такие песни, которые заставляют меня грустить.

Есть, хотя раньше я об этом не задумывалась. Несколько лет назад The Band Perry выпустили песню If I Die Young. Мне она очень нравится, но при этом мне всегда от нее грустно. Сегодня я сыграла ее на фортепиано. Я думала о том, что будет, если мой брат или Люси умрут молодыми, и расплакалась. В этой песне есть строчка: «сделаем все, чего я не успела». При этой мысли мне хочется попробовать все, что только можно. Поцеловаться, прыгнуть с парашютом, сыграть на большом концерте, пойти в музыкальную школу, каждый день есть мороженое на завтрак. Просто на всякий случай.

Вчера я сыграла эту песню для Люси и сказала, чтобы она даже не думала умирать молодой.

Она заплакала.

Пока-пока!~

Эмма

Панда сидит на сцене рядом со мной в окружении мелких купюр. Кажется, сегодня я заработаю вдвое больше, чем за обычный вечер пятницы, и это все благодаря Розочке.

Я перебираю струны гитары, опираясь ногами в высоких сапогах о перекладину стула.

– Что для вас исполнить? – говорю я в микрофон, озаренный золотой подсветкой. Увы, переход на зимнее время украл у меня свет заходящего солнца.

За большим круглым столом сидят Алисса, моя подруга Джемма из приюта и ее жених Нокс. Алисса складывает ладони рупором и кричит:

– Gangsta’s Paradise!

Я смеюсь и краснею.

– Это мы споем сегодня в караоке, – говорю я, и в ответ из толпы раздаются смешки.

Я только что впервые сыграла Got My Mind Set On You Джорджа Харрисона перед живой аудиторией. Зрители были в восторге, хлопали и подпевали мне, подпрыгивали на барных стульях и кидали купюры в футляр от гитары. Сейчас пришло время для чего-то более медленного и спокойного, так что я мысленно перебираю знакомые песни и беру первые аккорды Fields of Gold Стинга.

И тут кто-то из толпы выкрикивает:

– If I Die Young!

Я замираю. Кровь стынет у меня в жилах, а щеки наверняка становятся белее снега. На мгновение я снова оказываюсь на подиуме под серым пасмурным небом, а гитара дрожит у меня в руках; слезы предвещают скорый дождь.

Я не смогла сыграть эту песню тогда, не смогу и сейчас.

Это единственная песня, которую я не могу сыграть.

Я гадаю, что это: судьба, чей-то замысел или просто зловещее совпадение, но тут дверь распахивается и в бар входит он.

Кэл.

Он одет в черную вязаную шапочку, присыпанную первым зимним снегом, кожаную куртку, запах которой я до сих пор ощущаю на своем свитере, и темные джинсы, а его взгляд моментально растапливает лед в моих костях.

Я чувствую смущение и при этом облегчение. Волнение, но при этом успокоение.

Притворившись, что не услышала выкрик из толпы, я играю Стинга и закрываю глаза, сосредотачиваясь на выступлении. На музыке. На нем.

Чуть меньше двух недель прошло с той ночи, которую я провела в его гостевой спальне, – мне было бы неудобно просить его отвезти меня домой. Я спала крепко, совсем как в прошлый раз. Утром мы неловко избегали друг друга, старательно не вспоминая о вчерашних откровениях, и продолжили избегать на работе в течение следующих двух недель. Мы обходили острые углы, соблюдали осторожность и не поддавались искушению. Его чувства были совершенно ясны. Мои – не до конца.

После нашего разговора вывод напрашивался сам собой: лучше остаться друзьями. Пусть я и засомневалась на минуту, когда проснулась в воскресенье утром в его гостевой спальне и увидела рядом знакомую панду. Вчера я оставила ее на диване, но вот она здесь, на моей подушке.

Ее принес Кэл.

Неудивительно, что я начала сомневаться. Но я решила не искать подтекста, а воспринимать это как знак дружбы.

Основание моста.

Его моста.

Пока что мне хватит дружбы с Кэлом. Надеюсь, так будет всегда.

Я заканчиваю выступление и благодарю аудиторию под раскаты аплодисментов, после чего кладу гитару в футляр, собираю деньги и иду к столику, за которым собрались мои друзья. Сегодня я одета в красно-коричневую вельветовую юбку и заправленную в нее полосатую блузку с длинными рукавами. Каблуки моих сапог цокают по полу, и я бросаю взгляд на Кэла, который слушал мое выступление, прислонившись к стене в дальнем конце бара. Тут меня окликает Алисса.

– Шикарно сыграла, как обычно, – говорит она, сверкая улыбкой и держа в руке пустой