Читать книгу - "Последнее лето - Елена Арсеньева"

История была и в самом деле громкая. Уж на что Шурка Русановбыл в пятом году пацаном, ему тогда только восемь лет исполнилось, и то знал оней. Хоть в гимназии не разрешалось ее обсуждать, однако на переменках только исудачили украдкой об убийстве начальника охранного отделения!

Отец и дядя Игнаша, отец Мопси, тогда были в ярости иговорили, что ротмистр Грешнер хоть и солдафон был, конечно, но порядок в Энскенавел. Его убили, когда он возвращался домой из театра, застрелили около егодома на Дворянской улице. Какой-то человек приблизился и выпалил в спинуротмистру. Тот упал с криком:

– Убивают! Меня убивают!

Послышались свистки городовых, топот подкованных сапог. КГрешнеру бежала помощь. Стрелявший в него незнакомец кинулся наутек, но в этовремя из-за угла вывернулся еще один человек с револьвером и трижды выстрелил вначальника охранного отделения. Выстрелил – и исчез за углом. Так его и непоймали, да и прислуга Грешнера, выскочившая на крыльцо, разглядеть его неуспела. Зато первого стрелявшего схватили, можно сказать, на местепреступления. Им оказался эсер Львов, недавно высланный из Москвы… Сообщникасвоего он не выдал, и долго еще высшие чины Энска передвигались по городу подусиленной охраной.

– Хороший пример, – кивнул товарищ Павел. –Но с тех пор прошло уже около десяти лет. Акция несколько подзабылась. Жаль,что прошлогоднее убийство Фриммермана не удалось выдать за политическое. Оносослужило бы нам хорошую пропагандистскую службу.

А вот этот случай Шурка знал не понаслышке, ведь произошелон меньше года назад. Полицмейстер Иван Фриммерман крепко прищемил хвостприставу Рождественской части Корчагину. Все знали, что это самая «хлебная»часть города: ночлежные дома, игорные дома, нумера с девицами, тайные складыконтрабандистов… Корчагин обложил весь «шаткий люд» своего района такой данью,что народишко взвыл. Но это еще ладно, это его право. Но вот набрасываться накассира речной пристани и отбирать у него наличность… или являться с девками напрогулочный пароходик, учинять кутеж и не платить по счету… избивать «шпаков» [21] , которые осмеливались защищать своих дам от приставанийлюбвеобильного пристава… Временами Корчагин вообще не появлялся в участке. Ивот в одно из таких его отсутствий нагрянула ревизия и обнаружила крупнуюрастрату. Фриммерман, зная, что Корчагину покровительствует сам губернаторХвостов, предложил тому покрыть недостачу и уйти в отставку по-тихому. Корчагинполез в бутылку и начал грозить Фриммерману. Тот немедля подписал представлениена увольнение начальника Рождественской части, показаний к чему было столько,что даже губернатор постыдился заступиться за своего протеже. На другой деньпьяный Корчагин явился в кабинет Фриммермана и застрелил его. На суде, которыйвел председатель Московского окружного военного суда генерал-лейтенантДомбровский, Корчагина приговорили к смертной казни, однако спустя некотороевремя заменили ее двадцатью годами каторжных работ. На смену Фриммерману прибылновый полицмейстер, Комендантов, однако часто велись разговоры, что он слабоватв коленках и теперь порядок держит в своих руках начальник сыскного отделения –Смольников.

Но что получалось? Что эти люди замышляют убить его?! ИлиШурка что-то неверно понял?

Вот это да…

Шурик хмуро, с тревогой всматривался в лица Павла и Виктора.Оба хранили самое безразличное выражение.

– Это не так трудно, как могло бы показаться… –задумчиво пробормотала Мопся. – Смольников практически всегда без охраны.Можно, к примеру, сообщить ему, что кто-то располагает сведениями о нападениина Волжский промышленный банк, но желает говорить с ним только te?te-a?-te?te,и под этим предлогом…

Шурка заметил, что Павел и Виктор быстро обменялисьвзглядами.

– Пока не стоит об этом, – мягко сказалПавел. – Мы тут не боевую операцию разрабатываем, а знакомимся. Я хотелпроверить вашу информированность, ваше знание традиций нашей партии. Слышали оделе Спиридоновой?

– Конечно! – пылко воскликнула Мопся. – Ктоне знает об этом?! Мария Спиридонова, которая в январе 1906 года вБорисоглебске…

– Погодите, Лариса, – прервал Мопсю Павел. –Я хотел услышать наших молодых товарищей.

Шурка опустил глаза. Зачем он сюда приперся, дурак? Острыхощущений захотелось? Ну вот и испытывай теперь одно из острейших: когда тебявызывают к доске, а ты ни слова, ни полслова… Кто такая Спиридонова?! Что онанатворила? Убила кого-нибудь? Или ее кто-то убил?

Ну нет, ему не по пути с революционерами! Пришел наконспиративное собрание, а угодил на переэкзаменовку, к которой не успелприготовиться… Мопся тоже хороша, должна была помочь теоретически подковаться…

– Я знаю, – подала голос Тамара. – Я читала втех книжках, которые у меня оставляла Мари… то есть товарищ Лариса. СоветникТамбовского губернского управления Луженовский с особой жестокостью подавлялаграрные беспорядки. Партия эсеров приговорила его к смерти… – ГолосТамары сначала звучал слабо, неровно, затем окреп. – Мария Спиридоновасама вызвалась совершить акт мщения. Узнав, что Луженовский собирается вБорисоглебск, она приехала туда и поджидала его на вокзале. Она была маленькогороста, с косой, похожая на гимназистку. На нее никто не обращал внимания. КогдаЛуженовский вышел из вагона курьерского поезда, Мария встретила его пятьювыстрелами из револьвера. Две попали в живот советника, две – в грудь, одна – вруку. Шестую пулю Мария приберегла для себя, но едва поднесла ствол к виску, ееоглушили прикладом.

– Ее терзали, ее мучили! – пылко перебилаМопся. – Били прикладами, потом привезли в полицейское управление.Подъесаул Аврамов и помощник пристава Жданов избивали ее так, что кожаотслаивалась от тела, прижигали сигаретами, а потом… потом изнасиловали!

Шурку бросило в жар. Последнее слово было одним из самыхзапретных, его и в мужском-то приличном обществе стыдились произносить, а вженском это вовсе было невозможно. Слово страшное и волнующее. Когда Шурка егослышал, в голову лезли разные картины, одна другой позорней. И вопросы… Чточувствует женщина, когда ее насилуют? Ей только страшно или она испытывает и наслаждение? Что чувствует мужчина, когда насилует женщину? Шурка ни за что не смог бысделать это. Или смог? Иногда он представлял себе… Об этих мыслях Шурка в жизниникому не мог бы сказать, даже на исповеди. А уж слышать, как это слово слегкостью произносит девушка… кузина… Мопся…

Лицо горело огнем. Чудилось, сейчас от Шурки Русановаостанется одна кучка пепла на земляном полу. Как Мопсе не стыдно, дуре!