Читать книгу - "Звезда Парижа - Роксана Михайловна Гедеон"

В это время Морис д'Альбон, не подозревая, что дома разразился скандал и мать в отчаянии от их с отцом похождений, находился в гостиной тюфякинского отеля и пытался втолковать своей властной любовнице то, что для него никак невозможно явиться к ней в субботу. Адель, презрительно искривив губы, уже в который раз повторила:

— Вы хорошо знаете, что не с вас одного я беру деньги. У меня, милостивый государь, существует целое расписание, и суббота определенно может быть вашей. Но пятница ни в коем случае…

— Почему?

— Вы разве еще не поняли? В десятый раз вам говорю: пятница куплена, и куплена не вами… Что же вы, капитан гвардии, вовсе не понимаете порядка?

— Но в пятницу я уезжаю, мерзавка! Ты содрала с меня всё, кроме, может быть, последней рубашки, так неужели нельзя в таком пустяке пойти навстречу?

Адель про себя заметила, что в последнее время этот нелепый Морис взял слишком много воли и вообразил невесть что. Вслух она небрежно и недоверчиво произнесла:

— Вы уезжаете! Экая важность! Что у вас могут быть за дела?

Морис побагровел:

— Дела более важные, чем спать с тобой.

— Вижу, настолько важные, что вы даже говорите мне «ты”… Берегитесь, капитан д'Альбон: вы отнюдь не главный мой покровитель, и может статься так, что если я обижусь, вы останетесь со своими делами, но без меня. Это вас устраивает?

Она смотрела на него невыносимо-пристально, в зеленых глазах мелькал холодок, с iyo не сходила ироническая усмешка. У Мориса мороз побежал по коже. Больше всего в этот миг ему хотелось ударить ее по лицу… да, ударить, сильно, грубо, как какой-нибудь ремесленник, чтобы она была физически унижена, а потом изнасиловать так, чтобы она убедилась, насколько он сильнее. Но Морис сдержался: во-первых, она была мстительна, во-вторых, он был пока не в силах порвать с ней окончательно, а в-третьих… о, он подозревал, что эта злая, жадная и упрямая девка только посмеется над тем, что он сделает, и будет насмехаться над ним даже тогда, когда да он будет ее насиловать. Такой бриллиантовый холод мерцал в этих невыразимо прекрасных русалочьих глазах, что это наводило на мысль о стойкости ее натуры. От такого эпитета — «русалочьи» — Морис снова содрогнулся, ибо ему в последнее время казалось, что его околдовали. Слишком уж сильно и притягательно было воздействие этой проститутки.

Адель продолжала оценивающе смотреть на него, догадываясь, чего ему стоит обуздать свой гневный порыв, и когда Морис смирил сам себя, она восприняла это как свою победу и даже несколько смягчилась.

Но, желая еще немного помучить его, она спросила:

— Куда это вы уезжаете?

— Вам что за дело?

— Мне? Я буду безумно скучать, — протянула она.

— Я еду в Бордо по делам, которые вас не касаются. Не говорите больше о том, чего не понимаете… вы, черт побери, слишком ничтожны, чтобы дорасти до понимания таких дел.

— Ну, вот, — сказала Адель беззлобно, но холодно. — Опять оскорбление. Ну, что ж, я…

Она минуту помолчала, будто хотела вытянуть из него жилы, потом с видимым удовольствием закончила:

— Всё это ваши проблемы, мой милый, а я вас принять в пятницу не могу.

— Черт побери, я же умоляю…

Она резко прервала его:

— У меня нет для вас больше времени, сударь. Прощайте. Уверена, ваша жена будет благодарна мне за это решение. А если вам так не терпится — бросьте дела и приходите в субботу.

Адель выскользнула из гостиной. Морис бросился за ней, но, выглянув в коридор, никого там не обнаружил. С десяток проклятий сорвалось с его уст в адрес мадемуазель Эрио.

— Грязная, низкая девка! Настоящий змееныш!

Он вышел, сжимая, кулаки, и по пути в отместку сбил две свечи, стоящие в канделябрах.

Адель шла, беззвучно повторяя про себя только одно слово: Бордо. Тот самый город, о котором ей говорил герцог Орлеанский. Почему это капитану д'Альбону вздумалось ехать туда? Какие у него там дела? Вполне возможно, это просто совпадение — ведь в Бордо ездят не только из-за политики, но что за дела могут быть у этих д'Альбонов, они ведь полунищие! Холодная, рассудочная мстительность завладела ею при мысли о том, что сейчас она, возможно, держит в руках судьбу и Мориса, и Эдуарда. Потом мысль о Мари затмила всё остальное. Их брак надо предотвратить… Любым способом. Она не позволит, ибо… ибо если ей суждено быть несчастной и одинокой, то пусть такой же будет и Мари, и даже Эдуард!

Не долго думая, она приказала своему конюху Мартэну, который не раз заглядывался и на нее саму, и на Жюдит, следовать за виконтом д'Альбоном в Бордо, не отставая ни на шаг и тратить любые суммы, лишь бы выяснить, чем тот занимается.

Мартэн, простолюдин, не лишенный галантности, произнес:

— Охотно, мадемуазель, я сделаю в лучшем виде, если вы мне позволите поцеловать ваши руки.

— Поцеловать руки? — переспросила она, удивленная столь дерзкой и неожиданной просьбой.

Он усмехнулся. Улыбка у него была хищная, как волчий оскал, на смуглом лице блеснули белые зубы.

— Давно мечтаю об этом, хозяйка.

Адель, находя это даже забавным, протянула ему руки. Он поцеловал их обе возле запястий; поцелуй был более горяч, чем ожидала Адель. Мартэн, всё так же усмехаясь, с поклоном оставил ее и отправился выполнять приказание.

10

В день святого Сильвестра, последний день перед новым 1835 годом, Эдуард не явился домой к ужину. В Амбигю давали остроумную и изящную комедию Альфреда де Мюссе из жизни светского общества. Успех был огромный. Сам граф де Монтрей, может быть, впервые за несколько лет испытал удовольствие от того, что видел. Любопытно было так же наблюдать, как бедняга Мюссе, красивый, голубоглазый юноша, с бородкой, которая делала его похожим на Иисуса Христа, влюблен в темноволосую, сурового вида женщину с бархатными глазами. Эту женщину, одевающуюся в мужское платье, звали Жорж Санд. На спектакль собралось много писателей и драматургов — настоящая плеяда; они говорили так громко, горячо и умно, были так увлечены жизнью и творчеством, что Эдуарду на миг стало даже завидно и захотелось узнать их ближе. По крайней мере, к их беседе он прислушивался с интересом. Правда, с горьким сарказмом замечал, что почти все эти творческие молодые люди с некоторой завистью глядят на него самого — по всей видимости, у них не было таких денег, таких костюмов и такой элегантности. Это-то и