Читать книгу - "Содержанка - Кейт Фернивалл"

Он обхватил голову руками. А что сейчас делают другие люди? Едят? Поют? Или самое приятное — разговаривают? Он позволил своему мозгу создать целый мир наверху, у себя над головой. Город, в котором снег густым кружевом падает на золоченые купола церквей. Где звуки приглушены, где слышится шуршание полозьев и бойкие уличные мальчишки продают дрова, таская их за собой на санках.

Над его головой была Москва. Живая и веселая. Он чувствовал запах теста в печах, ощущал вкус сметаны на языке… Но только во сне. Когда он не спал, не существовало ничего, кроме тишины, покоя и единообразия.

— Так, значит, у тебя есть дочь.

Иене Фриис не ответил. Он чинил карандаш, когда охранник, звеня ключами, открыл тяжелую металлическую дверь и с неприятной миной на лице вошел в камеру. На сей раз это был толстяк Поляков. Не самый плохой из этих ублюдков. Поляков любил поговорить, пусть даже делал он это только ради того, чтобы вытащить, выбить заключенных из их тщательно сооруженных оболочек. Йене не был против. Он выработал в себе умение не замечать насмешек, отвечать на них замечаниями, которые иногда втягивали охранников в разговор.

Но это… «Так, значит, у тебя есть дочь». Это было что-то другое.

Йене откинулся на спинку мягкого удобного кресла, в котором обычно думал, но не подал виду, что удивился.

— Что вы имеете в виду?

— Твою дочь.

— Ошибаетесь. У меня нет семьи. Моя семья пропала во время террора в семнадцатом году.

Тюремщик прислонился к дверной раме. Живот у него выпирал так, что, казалось, пуговицы на его рубашке вот-вот оторвутся. Круглые карие глаза наполнились удивлением. Это был плохой знак.

— У тебя нет дочери?

— Нет, — повторил Йене.

— Ты уверен?

— Да, — ответил Йене, но сердце замерло в груди.

Поляков достал сигарету, закурил. Спичку бросил на пол, глубоко затянулся и улыбнулся заговорщически.

— Мне-то зачем врать, Фриис? Я думал, я — твой друг.

Здесь, по крайней мере, их называли по фамилиям. В лагере это были просто безликие номера. Йене решил, что эти слова — очередная попытка вывести его из себя, и не стал заглатывать наживку.

— Может, закурить дадите? — вместо этого спросил он.

— Да ты лучше послушай, что я тебе хочу сказать, Фриис. Похоже, твоя дочь наведалась в твой лагерь. Не делай такое удивленное лицо. Она тебя ищет, но не в том месте. За тысячи километров отсюда. Забавно, правда? — Сначала он усмехнулся, но потом, увидев выражение лица заключенного, рассмеялся. — Есть у этой глупышки шанс найти тебя здесь, а?

Шанс.

Йенсу захотелось задушить его. Сдавить эту толстую жирную шею. Он резко встал, и, как только он это сделал, в ту же секунду, на него вдруг обрушилось воспоминание: огненные локоны, изящное личико в форме сердца, озорная улыбка, которая могла растопить его сердце. Лида? Это ты? Моя Лида?

Неужели это могла быть она? Неужели его дочь жива? После стольких лет, когда он считал ее погибшей. Ее и свою жену.

Господи Боже, сделай так, чтобы моя Валентина была жива. Чтобы моя маленькая Лида… Он задохнулся и закашлялся.

Двенадцать бессмысленных лет он жил без них, даже без воспоминаний о двух людях, которых любил больше всего в этом мире. Если бы он думал о них, представлял себе их лица, улыбки, чистые голоса, это погубило бы его. Двенадцать одиноких лет он существовал без любви и надежды. Только сейчас, когда Поляков произнес с хитрой усмешкой «она тебя ищет», его пронзило воспоминание о той минуте, когда он потерял их.

Он снова представил себе ледяные сибирские равнины, белые и унылые. Поезд с теми, кто бежал от красного режима, тянущийся по просторам России в поисках свободы. Серые замерзшие доски вагона для перевозки скота, переполненные страхом и неистовой яростью. Дыхание Валентины на щеке, вес их ребенка, который спал у него на руках. Потом он увидел ружья, всадников с глазами, полными ненависти, услышал плач женщин и детей, которых большевики вытаскивали из вагонов. Тут же к нему пришло и другое воспоминание: холодный безжалостный взгляд красноармейского командира, наблюдавшего за тем, как мужчин уводят на расстрел. Глаза Валентины, сделавшиеся огромными от отчаяния. Тонкий и пронзительный крик Лиды. Смертельный ужас вокруг, такой же твердый, как замерзший снег у них под ногами.

Он отдернул свой разум от этой мысли так же, как отдернул бы руку от раскаленного железа.

— Валентина… — прошептал он.

— Что еще за Валентина? — тут же поинтересовался Поляков.

В ту же секунду Йене возненавидел этого охранника за то, что он вернул в его жизнь надежду. Надежда была мертва. Давным-давно он уничтожил ее, уничтожил это многоголовое чудовище, которое делает жизнь в тюрьме невыносимой. Но теперь оно восстало из мертвых, чтобы снова мучить его. Карандаш в его пальцах хрустнул.