Читать книгу - "По ступенькам декабря - Юлия Климова"

Еще бы! Сколько красивых дурех и мамзелек он подцепил на крючок. Услышат ответ, заулыбаются, разволнуются, придвинутся ближе, а он приобнимет и… Приятное ощущение значимости, уверенности и много чего другого. Да, он в состоянии дать денег, купить машину, побаловать бриллиантами, свозить к морям и океанам. Он – успешный бизнесмен, не считающий копейки до зарплаты. Да он вообще не знает, что такое зарплата! Деньги просто есть, и все, и никуда не деваются.

– У меня собственная фирма. Директорские обязанности на мне, а это, знаете ли, настоящая головная боль. Времени ни на что не хватает!

«Ну как? – самодовольно подумал Воробьев, останавливаясь на красный сигнал светофора. – Сильно? То-то же! И теперь ты меня ни в какую консерваторию не позовешь – занят я!»

Он покосился на Инну, желая увидеть на ее лице уважение и восхищение, но не заметил ни того, ни другого. Она была… расстроена. Уголки губ чуть опустились, глаза потухли, на лбу образовалась морщина – тонкая, неглубокая, но заметная. Точно след самолета на чистом небе, точно упавшая ветка на белом снегу, точно нитка, царапина, трещинка… Глебу Сергеевичу резко стало дурно, потому что каким-то непонятным образом вина за эту черточку боли легла на него…

«Бред какой-то, – помрачнел он, – я-то тут причем?»

– Вы очень интересный человек, – произнесла Инна и улыбнулась с оттенком грусти.

– Обыкновенный, – сухо ответил Воробьев, запутавшись окончательно. Он обыкновенный? И он сам это сказал вслух? Не может быть…

– А семья?.. – робко спросила она и закусила губу, будто пожалела о вопросе.

– Не женат, но воспитываю дочь, – отчитался Воробьев, несколько расслабляясь. – Вернее, сейчас воспитываю свою дочь и еще одну… не свою… Черт, не знаю, как объяснить! Извините… – Ну вот, скоро он начнет разговаривать как она: «простите», «пожалуйста», «благодарю»! Подумаешь, чертыхнулся! Не сахарная барышня, не растает… Глебу Сергеевичу захотелось похвалиться, выставить себя в наилучшем свете, воспользоваться ситуацией и… стереть морщину со лба многоуважаемой Инны Михайловны. – Моя дочь, Алевтина, недавно узнала, что у нее есть сестра… ну, мать у них одна… Узнала и притащила из Волгограда Дашку к нам! – он чуть не добавил «совсем обалдела».

– А вы?

– А я ничего, – пожал плечами Воробьев. – Пусть живет, жалко, что ли.

Инна развернулась к нему, глаза вновь залучились счастливым светом, проклятая морщина исчезла без следа, губы… Глеб Сергеевич срочно вернул внимание на дорогу, иначе машина точно врезалась бы в столб.

– Я же говорю, что вы интересный и удивительный человек, – затараторила она, теребя ремешки сумки. – Может, вы не очень любите театр, но вы все равно пришли, потому что был благотворительный вечер. Не каждый бы пришел, а вы пришли! И вы сами воспитываете дочь и еще приютили девочку, чужую вам по сути… Я так рада, что с вами познакомилась!

«Ее муж однозначно дурак, чего ему еще надо было? – подумал Воробьев. – Если причесать, накрасить да приодеть, то нормальная женщина получится. Тяжело с ней, конечно, но не настолько же! Короче, достучаться можно. Сидит, светится, не сыплет свои «пожалуйста, будьте любезны», и ладно! А может, ее обогреть как-нибудь? Ну-у-у… Хм… А что здесь такого? Всем женщинам, а особенно заброшенным, нужны тепло, ласка и понимание. Особенно ласка! Бывает по-разному, например, вспыхивает такая дамочка только от одного прикосновения, а дальше – ураган и цунами! Дорвалась, называется. Или ни черта не умеет, но способная…» Мысли Воробьева потянулись к излюбленной привычной теме, он сразу успокоился и почувствовал себя как рыба в воде.

– А у меня, к сожалению, детей нет, – вздохнула Инна. – Зато замечательные племянники! И они меня любят, я это знаю. Понимаете, не обязательно каждый день произносить особые слова или что-то доказывать. И так все ясно. Вот здесь, – она прижала ладонь в груди. – Вот здесь все ясно, никаких сомнений… Понимаете?

Нет, Глеб Сергеевич не понимал, он готовился к броску.

– Да, да, конечно… – без выражения ответил он и спросил: – Где ваш дом?

– О нет, не стоит беспокоиться, остановите машину, как в прошлый раз, около ларька.

– Да бросьте, ерунда! Мне же не трудно!

– Нет, там много снега и очень плохой въезд… еще мусорные баки. Не развернуться.

«Ладно, плевать, не буду я с тобой спорить!»

Он остановился на том же месте, заглушил мотор, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки (отчего-то стало душно) и посмотрел на Инну. Сейчас в полутьме она показалась ему… красивой, что ли. Не хватает лоска – да, но так тоже неплохо.

– Значит, вы все еще здесь живете? – спросил он, начиная издалека.

– Да.

– Нормальный район.

– Да…

Воробьев заметил в ее глазах надежду, будто Инна не просто сидит и вежливо поддерживает разговор, а ждет чего-то. Не торопится, не тараторит, не прощается.

«Прилипла, как есть прилипла! Ну да ладно, чего время тянуть – люди взрослые».

В этот момент в голове Глеба Сергеевича зазвенело, в груди проклюнулась паника, и она стала расти и крепнуть, затем появился ледяной страх, а затем добавилась странная тягучая боль. Совершенно не осознавая, что делает и как, стараясь прихлопнуть сомнения разом, он резко устремился вперед и практически набросился на Инну. Обнял, притянул к себе и впечатался губами в ее губы. Она в его руках онемела, точно превратилась в куклу, не издала ни звука и не ответила на поцелуй…

Через несколько секунд Воробьев ослаб и подался назад. В душе все клокотало и подпрыгивало. В голове продолжала звенеть пустота.

На него смотрели два огромных голубых озера, в них было столько удивления, шока, обиды и непонимания, что у Глеба Сергеевича взмокла даже спина. На лбу Инны теперь красовалась не одна, а целых три морщины! И Воробьев уже не сомневался – за каждую ему придется ответить.

«Наверное, не надо было… – пролетела первая мысль, а затем охнула вторая: – Что я наделал?..»

– Как вы могли?.. – прошептала Инна, и ее губы дрогнули.

«Только не плачь… Умоляю, не плачь!» – чуть не заорал Глеб Сергеевич, но горло перехватило.

– Я-я… – сипло выдал он.

– Зачем?.. – голос стал еще тише.

– Вы…

Но Инна слушать оправданий не стала, она побледнела, схватила сумку, выскочила из машины и побежала по дороге к домам. Воробьев смотрел ей вслед, сильно сжав руль, не шевелясь. Струйка пота скатилась по виску, щеке…

«Подумаешь, какая… – начал Воробьев приводить себя в чувство. – Подумаешь… Сороковник того и гляди стукнет, а все она недотрога!» Но слова ускользали, и легче не становилось.

Инны больше нет рядом.

Он ее обидел.

Ненормальную эту обидел.

Умудрился вот.

И остался один.