Читать книгу - "Солнце и луна - Патриция Райан"

– Филиппа!

Она простонала в ответ что-то невнятное. Хью вспомнил все – и был заново потрясен. Что на него нашло? Он никогда не вел себя так с женщиной, даже с распоследней шлюхой. Это было варварство, которое он презирал в мужчине в первую очередь потому, что тот сильнее. Страсти Господни! Он даже не потрудился отстраниться, пока еще было можно!

Он поднялся на колени. Филиппа лежала на полу ничком, с высоко поднятым подолом, как одна из сотен изнасилованных женщин во взятом штурмом городе.

– Филиппа!

– Мне больно… – Она попыталась приподняться, но снова рухнула на камыш. – Ты же говорил… ты говорил, что второй раз больно не будет! Почему мне опять больно, Хью?

Второй раз? Хью мгновенно протрезвел.

– Но Олдос…

– У нас ничего не было! – По щекам ее покатились слезы. – Я не могла… не могла после тебя! – Она закрыла лицо руками. – Я просто не могла, Хью!

– Боже правый!

Так он все-таки что-то для нее значит? Вернее, значил. Теперь уже нет.

Хью, поднял Филиппу и привлек к себе со всей нежностью, на какую только был способен.

– Прости! Ради всего святого, прости меня! Я сделал тебе больно, но я не хотел!

– Ничего, Хью, все в порядке.

– Но как тебе удалось? Я хочу сказать, с Олдосом? Ведь для того он и взял тебя с собой, чтобы…

– Хитрость, обман, разные уловки. Он по-прежнему думает, что это всего лишь вопрос времени. – Филиппа вытерла глаза, но слезы снова наполнили их и покатились по щекам. – Я просто не могла… никак!

Милая, верная, пылкая! А он надругался над ней, как самый жестокий из тех солдат, с которыми воевал в одном строю. Он испортил для нее не только настоящее, но и память об их общем прошлом.

– Что я наделал!

– Я сама виновата. Я хотела этого, Хью.

Горло его стеснилось. Он не пролил ни единой слезинки с семи лет, с самой первой порки. Зарыдать сейчас означало бы все еще больше запутать. Филиппа подняла мокрое от слез лицо.

– Помнишь, я сказала, что ты последний в мире мужчина, которым я могла бы увлечься? Так вот, я солгала!

Хью крепче привлек ее к себе, стараясь подавить желание высказать все, что у него на сердце. Нельзя! Это будет вопреки всей его жизненной позиции, вопреки его натуре. Он стал таким, каким хотел быть, только благодаря своей независимости, хотя она и требовала одиночества. Семнадцать лет он упорно трудился над тем, чтобы залечить раны, нанесенные его достоинству. И добился своего, поднявшись над всеми правилами и условностями, неся ответственность только перед собой. Связав себя с другим человеком (даже таким чудесным, как Филиппа), он уничтожит самого себя.

– Я не хотела, чтобы ты это знал, Хью. Я и сама не хотела этого знать, я боролась с собой… но я бессильна.

– Возможно, тебе это только кажется, – возразил он негромко.

– Ты все чувствуешь иначе. – Филиппа судорожно вздохнула. – Я не виню тебя. Ты ничего мне не обещал.

– Ты на этом не настаивала.

– В мыслях я связала воедино Элоизу и себя, но я не Элоиза! У каждого своя судьба. Что бы ни случилось с ней, моя жизнь не обязательно будет сломана, если я…

– Не обязательно, но возможно, – перебил Хью, думая о том, что никогда еще ему не требовалось столько душевных сил, как сейчас, чтобы, пока еще не поздно, погасить эту непрошеную страсть. – Чувства ломают человеческие жизни, и это чистая правда. Мы оба погибли, если… – он хотел бы сказать: «если я признаюсь в любви к тебе», – но вместо этого тихо вымолвил: – если я отвечу тебе взаимностью.

Подбородок Филиппы задрожал, однако она храбро глянула ему в глаза.

– Ты прав! Нам не следует… мне не следовало… это только все усложнило.

Хью обвел взглядом разбросанные среди камыша заколки, ее мятое платье и растрепанные волосы. Он дорого дал бы за то, чтобы открыться, но считал, что не имеет на это права.

– Ты не позволила бы мне прикоснуться к тебе, если бы знала наверняка, что о чувствах не может быть и речи. Ведь так? Прости, если я невольно позволил тебе надеяться на то, что попросту невозможно.

– В самом деле, невозможно?

Хью быстро отвел взгляд и тут же вспомнил слова лорда Ричарда о том, что это, как ничто другое, выдает его притворство. Он заставил себя смотреть Филиппе в лицо.

– Боюсь, что так. Я твой первый мужчина, Филиппа, и в этом все дело. Женщины так устроены, что тянутся к тому, с кем впервые познали плотские утехи. К счастью, не навсегда, а лишь на время. Постепенно ты увидишь все в правильном свете. А чтобы это поскорее случилось, нам лучше не проводить ночи бок о бок.

– Мы же не можем потребовать еще одну кровать! – Филиппа сдвинула брови, и между ними залегла морщинка, с самого начала пленившая Хью. – Это покажется странным.

– Утром я уеду.

– Нет, нет! Что ты! Если ты уедешь, мне придется – понимаешь, придется! – лечь с ним в постель! Я не могу, Хью! – Она снова начала плакать. – Я не могу!

– Даже ради дела?

– Ради дела! – лихорадочно прошептала Филиппа, снова напомнив ему загнанного в угол зверька, ищущего выход. – Ради дела ты не должен уезжать! У меня одной ничего не получается! Останься, Хью! Я не могу лечь с ним в постель, не могу, не могу!

– Дьявольщина! – крикнул он, сдаваясь. – Ну, хорошо, я останусь.

У Филиппы подкосились ноги, и она повисла в его объятиях.

– Я буду спать на полу, – буркнул он.

– Что за глупости! Будем спать в постели, как женатые люди… Или ты боишься снова на меня наброситься?

Она бросила на него лукавый взгляд из-под ресниц, словно забыла все, что только что разыгралось между ними. Хью подумал, какой чувственной она стала – и как быстро, – и незаметно для себя улыбнулся.

– Прости, что это случилось. Ты заслуживаешь лучшего.

– Я могла бы сделать так, чтобы до этого не дошло.

– Хотелось бы видеть как! В меня словно дьявол вселился! Скажи, как мне искупить свою вину?

– Просто выбрось этот случай из головы. И я выброшу. Если уж нам не суждено еще хоть когда-нибудь разделить страсть, я хочу помнить только то, что было в Саутуорке. В ту ночь ты подарил мне целый мир, ты изменил меня!

– А ты меня… – против воли вырвалось у Хью.

– Значит, это было что-то настоящее, пусть даже всего на несколько часов. И совсем не нужно от этого открещиваться. Мы можем остаться друзьями. Кроме Ады, у меня никогда не было друзей.

– Я вовсе не против быть твоим другом. Если это возможно после всего, что у нас было, – я готов, Филиппа. Ты даже не представляешь, как это для меня важно.