Читать книгу - "Новая методика обольщения - Холли Габбер"

— Ты можешь заразиться, Курт. Что ты здесь торчишь? Пойди, проветрись, пообщайся с Санни. Пусть она поиграет тебе на пианино.

— Я еще не дозрел до такой степени эстетизма, чтобы начинать день с прослушивания классики в живом исполнении. Лучше мы с ней просто поболтаем. Ты точно не возражаешь?

Вместо ответа. Лора, откинувшись на подушки, закрылась очередным журналом, и Курт с замиранием сердца устремился вниз. Сандра занималась обедом: ее обтягивал трикотажный полосатый джемпер с настолько глубоким вырезом сзади, что Курт многозначительно присвистнул бы, будь он, лет на десять помоложе. Дивные волосы она убрала с лица и перевязала синей лентой. Курт остановился в дверях кухни.

— Мне можно поприсутствовать? Я не помешаю?

Сандра бросила на него туманный взор инопланетянки и покачала головой:

— Нет, конечно. Как Лора?

— Хрипит и сопит. Она меня прогнала.

— Ясно. Присаживайся. Хочешь перекусить?

— Бог с тобой, Сандра, мы же недавно завтракали.

Курт подсел к столу, на котором стояла стопка свежевымытых тарелок, и осмотрелся. Похоже, зеленый и белый цвета главенствовали в этом доме: стены были выложены бледно-зеленой плиткой; чашки, тарелки, салатницы, конусовидная лампа и крошечный телевизор на газовом шкафу сверкали белизной. В дальнем углу около окна обнаружилась белая пластмассовая кадка: над ней несмело высилось некое чахлое, но вполне зеленое растение.

— Лора будет работать в одной лаборатории с тобой?

Курт поднял глаза на Сандру, стараясь смотреть ей в лицо, а не скользить взглядом по истонченной фигуре.

— Нет. Я занимаюсь несколько другой тематикой.

— И чем же?

— Самым непостижимым, что есть в человеке, — гормонами. Нам ведь только кажется, что мы себя контролируем, на самом деле нами безраздельно правят гормоны. Они всемогущи, безумно активны и воле нашей неподвластны.

Сандра подхватила со стола стопку тарелок и спрятала ее в шкаф. У нее была немного странная манера двигаться: резко, но в то же время неуверенно. Курт начал прикидывать на глаз, сумел бы он опоясать ее талию кольцом из собственных пальцев или нет, но остановил себя: проверить свои наметки он все равно не мог.

— Интересно… А ты, Курт, читаешь лекции студентам или занимаешься только научной работой?

— Читаю — как же иначе? Каждый раз, когда передо мной оказываются новые слушатели, я начинаю с одних и тех же слов: «Для чего мы изучаем биохимию? Чтобы установить и объяснить причинно-следственные связи происходящих в организме процессов на молекулярном уровне. А чем обусловлено бурное развитие биохимии в последние десятилетия? Тем, что она стала фундаментом множества самых актуальных и передовых научных направлений, которые будут главенствовать в XXI веке». Красиво? Эти слова я готов выпалить наизусть, даже если разбудить меня ночью. Ну а потом я всегда говорю, что неисследованного в нашей области хватит еще на тысячелетия.

— А знаешь, Курт, что сказал Йозеф Гайдн о преподавании? «От этого убогого заработка многие гении гибнут, ибо недостает им времени для самосовершенствования».

Курт рассмеялся:

— К сожалению или к счастью, я не гений. И даже не лучший лектор. Мой шеф Алан Блайт читает свой курс куда лучше меня. Его жена Дорис, как-то сказала: Алан — самый талантливый преподаватель из всех живущих ныне, присно и во веки веков. В чем-то она права: на его лекциях всегда аншлаг. На моих, народу поменьше.

— Ты ощущаешь аудиторию? Ты ее не боишься?

— Не знаю… Не боюсь — это точно. Но и не пытаюсь подстроиться. Я отработал определенную манеру выступления перед студентами и никогда ее не меняю.

— У меня, другая аудитория — дети. Их настрой необходимо прочувствовать, иначе из занятий ничего путного не выйдет. Но мне это удается. Сама не знаю, как, но я неизменно нахожу подход к этим бесноватым дикарям… И перед новыми слушателями я тоже всякий раз начинаю со стандартного вступления: «Вы скажете: музыку нужно слушать, зачем о ней говорить? Все просто: слова должны помочь услышать». Наши преамбулы очень похожи по форме, правда? А потом я всегда говорю: понять и оценить созданную музыку мы сможем, только если проникнем в творческий мир композитора, узнаем, как он жил, когда написал данное произведение, почему избрал именно этот жанр. Я рассказываю им про Европу XVIII века, когда музыка была любимым развлечением и королей, и бедняков, ведь звучавшие во время церковной службы хоралы, импровизации на органе равно проникали в души всех слушателей: и вельмож, и людей низших сословий… — Сандра тряхнула головой и улыбнулась. — Считай, что на вступительном уроке ты уже побывал. Не позволяй мне увлекаться. Может, лучше посмотрим телевизор?

Сняв со шкафчика пульт, она по-ковбойски прицелилась в сторону миниатюрного белого кубика. Почти по всем каналам шли не имеющие начала и конца утренние сериалы — детские и молодежно-комедийные. На одном из последних Сандра задержалась: на экране два парня с туповатыми физиономиями, обращенными не столько друг к другу, сколько к зрителю, вели примечательный диалог. Первый радостно произнес: «Привет!» Второй, всем своим видом выразив безраздельное изумление, ответил: «Не ожидал тебя увидеть!» За кадром раздался исступленный хохот. Курт передернулся:

— Господи, как же меня бесят сериалы с записанным смехом! Почему мне указывают, где я должен смеяться? Нет, только послушай, Сандра, это кретинское ржание, звучит постоянно! Какова должна быть степень дебилизма, чтобы так непосредственно реагировать на все увиденное?

Сандра выключила телевизор и опустилась на стул напротив Курта.

— Но согласись, это потрясающая эволюция: от немых комедий с бесконечными погонями и падениями к высоким трагедиям вроде «Касабланки», затем к телевизионным «профессиональным» драмам и, наконец, ситкомам. Весь путь пройден по кругу. Вероятно, проблема в том, что ничего смешнее запущенного в морду торта, все равно никто не придумает. Даже если через сто лет во всем мире исчезнут торты со взбитыми сливками, в кино или в какой-нибудь другой виртуальной реальности они останутся. Как и лужа, в которую непременно шлепнется герой.

Курт подался вперед:

— Ты затрагиваешь только один аспект. Их тупой юмор — не самое страшное, есть еще психология вовлеченности. Сериалы — это не «мякиш для беззубых», это сильнейшее психотропное средство. Человек подсаживается на сериал, как на наркотик. Каждый день в определенный час он, забыв обо всех своих проблемах, погружается в несуществующий, но такой знакомый и привычный мир — пусть примитивный, зато удовлетворяющий его требованиям. Один проваливается в омут любовных страстей, другой регулярно созерцает убийства одно изощреннее другого, ну а третий ежевечерне летает на звездолете в далекие галактики. Своего рода тихое сумасшествие.

— Неизбежное сумасшествие для нашего безумного общества. И умиротворяющее, как это ни парадоксально. Ежедневный просмотр входит в привычку, привычка превращается в ритуал, ритуал успокаивает и просветляет. Хотя и изрядно отупляет.