Читать книгу - "Золото и пепел. Хроники города номер Три - Мария Соколова"

— Я не умею петь, — фыркает Кайл и берёт меня за руку. — Никогда не пробовал и не собираюсь. Но если хочешь, пойдем. Посмотрю, как ты поёшь. Место безопасное, думаю, у прихвостней твоего отца не возникнет вопросов. Но микрофон мне не давай, Лина, я серьёзно.

— Да ладно тебе! — смеюсь, придвигаясь ближе. — Откуда ты знаешь, что не умеешь, если никогда не пробовал? Вдруг ты прирождённая рок-звезда?

— Но я даже песен никаких не знаю. И давай оставим эту тему? Петь не буду, даже не проси.

Я тихонько посмеиваюсь про себя, строя коварный план: как бы так вручить Кайлу микрофон и уговорить спеть хотя бы пару строчек. Может, пообещать ему что-то в награду? Об этом подумаю позже. Проходит какое-то время, мы смотрим фильм, и тут я неожиданно замечаю, что Кайл иногда морщится, когда касается левой руки или рёбер. Что за ерунда? И ведь если спросить прямо, вряд ли признается. Надеюсь, это не что-то серьёзное.

Между тем фильм приближается к своей кульминации. На экране разворачивается сцена, пронзающая до глубины души. Главный герой в светлой комнате ведет мучительный диалог с создателем виртуального мира, и ему приходится выбирать между любовью и долгом, между спасением своей возлюбленной и выживанием целого города. И он выбирает её. Эта жертва, эта безграничная преданность, эта безумная, всепоглощающая любовь разбивает мое сердце на части. Неужели возможно любить настолько сильно, настолько безрассудно, настолько отчаянно? Соленые капли невольно катятся по лицу. Кайл, заметив это, мягко высвобождает руку и аккуратно кончиком пальца стирает слезинку с моей щеки. И я замираю, потерявшись в его глазах.

Время останавливается, а он медленно склоняется еще ближе, и я ощущаю тепло его дыхания с едва уловимым запахом газировки. Его губы касаются моих коротко, почти невесомо, точно спрашивая разрешения, оставляя мне шанс отступить. Но это легкое прикосновение становится той искрой, что в один миг воспламеняет все чувства, которые я так долго держала в себе. Сердце пропускает удар, а затем я, позабыв о всякой скромности, притягиваю Кайла к себе и целую – долго, жадно, словно в этом поцелуе мое спасение. Его губы, мягкие и обжигающие, мгновенно лишают меня рассудка, оставляя только это пьянящее "сейчас".

Когда мы отрываемся друг от друга, я смущённо улыбаюсь, чувствуя, как жарко пылают мои щеки. Кайл смотрит на меня, и в его глазах – нежность и удивление, будто он сам не верит, что это произошло. Я кладу голову ему на плечо, и он обнимает меня, притягивая ближе. Мы продолжаем смотреть фильм, но я почти не обращаю внимания на сюжет. Сейчас есть только Кайл, его тепло, его дыхание. И впервые за эти чёртовы десять дней я верю, что всё наладится.

Глава 11. Кайл.

Парк тонет в полумраке. И словно задыхаясь, редкие фонари мигают среди деревьев, отбрасывая кривые тени на потрескавшийся асфальт. Каждый шаг отдается болью в ребрах, всё ещё ноющих после тюрьмы. Но всё это ерунда в сравнении с тем огнем, что разгорается внутри от воспоминания о её поцелуе. Лина – моё спасение и моя погибель. Неужели этот подонок Брайан всерьез думает, что сможет так просто заставить меня сдаться? Хрен тебе, мразь. Я её никому не отдам.

Но в голове настойчиво скребутся осколки разума, робко напоминая о реальности. Её отец – не просто влиятельный человек. Этот богатый ублюдок – чертов хозяин города. Его псы избили меня до полусмерти, и я знаю, что это, скорее всего, только начало. Они следят, выжидают, будто твари в шахте, готовые наброситься и растерзать, стоит только оступиться. Один неверный шаг – и меня ждут Пустоши, или хуже – позорная казнь по надуманному обвинению. И всё же, плевать. Не понимаю сам, в какой момент всё так резко поменялось у меня в голове, но теперь ради Лины я готов отдать всё. Даже если эта никчемная жизнь – единственное ценное, что у меня есть.

Стена, отделяющая бедный район, остается позади, и я ныряю в трущобы. Вокруг слышны крики играющих детей, лай бездомных псов и надоедливый гул заводов, извергающих в небо ядовитый смог. В соседнем переулке два пьяных мужика, шатаясь, орут друг на друга, размахивая бутылками, пока внезапно голос одного из них не срывается в душераздирающий хрип. Ускоряю шаг, чтобы не ввязываться, но этот звук царапает память, и я проваливаюсь в прошлое, точно в бездонную пропасть.

Тьма рассеивается. Под щекой – ледяной бетон, липкий от моей крови. Дыхание рваное, поверхностное. Грудная клетка ноет от тупой боли в сломанных ребрах. Левая рука при малейшем движении горит огнем. Все-таки вывих. Проклятье! И пусть это не в впервые, легче не становится. Осторожно ощупываю плечо правой рукой. Сильного отека нет – значит, я пролежал в отключке недолго. И то хорошо. Ползу к стене, цепляясь пальцами за скользкий пол. Нужно вправить. Сейчас. Иначе будет только хуже. Сгибаю ноги в коленях, крепко обхватываю кисть левой руки правой и медленно отклоняюсь назад, надеясь, что сустав встанет на место без осложнений. Адская боль пронзает тело, будто разрывая на части. Я рычу, стискивая зубы до скрипа. Но, кажется, удача сегодня на моей стороне, и острая боль постепенно стихает, оставляя лишь тупую пульсацию. Вправил, черт возьми…

На следующий день дверь камеры открывается с мерзким скрипом. Не ожидая ничего хорошего, сжимаю кулаки, готовый к последней битве. Но вместо солдат входит Рихард. За ним — врач с позвякивающим чемоданчиком и двое незнакомых охранников, волокущих гремящую железную раскладную кровать, потрепанный матрас и тонкое одеяло, скрученное в рулон.

— Ты как, Кайл? Мне доложили, что ты тут. Вытащить не могу, прости. Но немного помочь – в моих силах. Не только у Брайана есть связи.

— Да, отлично, как видишь, — говорю я и медленно встаю с пола, морщась от боли. — Вот, отпуск себе взял в лечебно-оздоровительный санаторий на десять дней.

Наставник хмыкает и кидает охранникам пачку купюр. Они, довольно ухмыляясь, ставят койку в углу и исчезают. Врач молча подходит и, словно оценивая кусок мяса на прилавке, бегло ощупывает меня своими ледяными пальцами. Проверяет руку, грудную клетку, особенно внимательно в области сердца, затем лицо и затылок.

— Вывих вправлен на удивление хорошо, — бормочет он, копаясь в чемоданчике с поблёскивающими инструментами. —