Читать книгу - "Красавчик - Кристен Каллихан"

делала Чесс, я чувствовал странную потребность, чтобы она осталась довольна увиденным, чтобы это место ей понравилось. Все чего я хочу сейчас — чтобы Бритт поскорее выложила, какого черта ей здесь надо.

Она замечает кофейный столик, заботливо сервированный Чесс. И меня поражает ощущение неправильности происходящего, того, что Бритт здесь, а Чесс пришлось уйти.

Никто раньше так тепло не встречал меня дома. Я даже не подозревал, что мне это нужно, пока не вошел сегодня в дверь и не увидел Чесс, такую чертовски красивую в простых джинсах и черной футболке с v-образным вырезом. Она так восхитительно нервничала и волновалась, стараясь сделать мне приятное.

Может Чесс и правда нравится устраивать себе такие маленькие персональные вечеринки. Но в этот раз она определенно включила меня в свои планы на вечер, и это меняет дело.

— Ты живешь с фотографом, которые снимает календари? — спрашивает Бритт.

Вроде бы невелика разница, приравнять её к просто фотографу календаря, тогда как на самом деле Чесс представляет собой намного большее. Я пропускаю слова Бритт мимо ушей.

— Ее зовут Чесс, и да, она живет у меня. — Это не её дело, но я не собираюсь ничего скрывать.

Девушка покусывает нижнюю губу.

— Откуда ты знаешь, кто она? — спрашиваю я.

— Ваши фотографии повсюду. Вы вдвоем в океанариуме. Вместе покупаете продукты в магазине. — Она едва заметно хмурится. — И репортеры всю неделю снимали, как она выходит из твоего дома.

Отлично. Чесс будет в восторге.

— Похоже, ты хорошо осведомлена.

Бритт качает головой, словно поражаясь моей наивности.

— Я завидую твоей способности игнорировать прессу. Они повсюду, Финн. — Девушка слегка хлопает ресницами. — Однажды нас тоже сфотографировали вместе.

Раздражение пробегает по позвоночнику и царапает шею.

— На той тусовке фотографировали всех. Это была вечеринка недели моды.

Вот вам факт: футболисты болтаются на показах мод и вечеринках для моделей. Не потому, что им нравится одежда. Когда ты новичок и получаешь приглашение провести вечер в компании самых красивых женщин мира, то просто идешь туда. И, черт возьми, ты в полном восторге.

Модели, актрисы, поп-звезды — все они любят футболистов. Мы в отличной форме, богаты, и большинство из нас не ищет ничего серьезного. Слишком поверхностно? Так и есть. Но пока никто не пострадал, кому какое дело?

Вот только иногда кому-то действительно могут причинить боль.

— Зачем ты пришла, Бритт?

Она опускается на край дивана, подцепляет кусочек сыра с тарелки, хмуро смотрит на него и бросает обратно. Я почти рявкаю, чтобы она ничего не трогала. Это закуски Чесс. Но тут Бритт тихонько вздыхает.

— Ну, не знаю. Я увидела все эти фотографии и подумала о тебе. Ты продолжаешь жить своей жизнью.

Так вот в чем дело? Решила поиграть на чувстве вины. Самое страшное, что я не уверен, следует ли мне чувствовать себя виноватым.

— А что не должен?

— Нет. Да. — Она качает головой, и этот простой жест выглядит ошеломительно в её исполнении. Когда мы с Бритт только познакомились, я был так ослеплён её внешностью, что совсем потерял голову.

— Прости, — произносит она. — Порой я сама не знаю, что говорю.

И вот теперь я действительно чувствую себя виноватым.

— Все в порядке, Бритт.

С губ девушки слетает смешок, больше похожий на всхлип. Бритт поднимает широко раскрытые глаза, взгляд немного нерешительный.

— Мне звонила твоя мать.

Она бы не шокировала меня сильней, даже влепив пощечину.

— Что?

Какого хрена?

Бритт слегка приподнимает подбородок.

— Она пригласила меня к тебе на День Благодарения... — девушка морщит нос. — Нет, не так, она называла это как-то по-другому.

— Блажество, — выдавливаю я сквозь стиснутые зубы. Кровь стучит в ушах. Я собираюсь прибить собственную мать. Мне все равно, что это преступление. Плевать, даже если отец в отместку убьёт меня. Эта женщина зашла слишком далеко.

— Да, именно так.

— Бритт, — мой голос жесткий, но я его сейчас не контролирую. — Нет. Мне очень жаль, но нет.

Она приоткрывает рот, глаза наполняются влагой, как будто вот-вот заплачет.

— Моя мать хотела как лучше, — настаиваю я. — Но это совсем не то, что нужно нам обоим. — И уж точно не то, чего хочу или в чем нуждаюсь я.

Бритт нетвердо поднимается на ноги. Я протягиваю руку, чтобы поддержать, но она отталкивает её.

— Я думала... — девушка делает глубокий вдох, — я думала, что может быть, она говорит от твоего имени.

— Нет, — отвечаю я, пытаясь смягчить тон. Потому что она такая же жертва маминого вмешательства. — Извини.

— Это из-за той девушки-фотографа?

— Чесс, — напоминаю я ей.

— Чесс. Из-за неё?

— Нет. — Это чистая правда. Чесс не имеет никакого отношения к тому, почему я не хочу, провести праздники с Бритт. — Я просто не... — твою мать, что я могу сказать, чтобы не выглядеть полным придурком?

— Понимаю, — говорит Бритт, спасая нас обоих. Она делает глубокий вдох и выпрямляется. — Я справлюсь. Прошу прощения, если доставила неудобство.

Неудобство? Боже, между нами столько неловкости, что я кажется задыхаюсь. Потираю затылок.

— Нет. Прости, если был резок. Я не силён в таких вещах.

Ее улыбка кривая и понимающая.

— Ну, а кто силён? — Девушка направляется к выходу, и я торопливо открываю ей дверь.

Бритт замолкает и смотрит на меня снизу вверх.

— Береги себя, Финн.

Я уже едва выношу её присутствие. Знаю, это некрасиво с моей стороны. Но чувства редко прислушиваются к голосу разума.

— Прощай, Бритт.

Я закрываю дверь и прислоняюсь к ней. Больше чем воздух хочу, чтобы Чесс сейчас вернулась. Но у неё наверняка будут вопросы. А я не знаю, найду ли силы ответить.

ЧЕСС

ОДНА ИЗ ПРИЧИН, по которой мне нравится Французский квартал — это то, что здесь всегда можно найти бар, независимо от времени суток. И не какую-нибудь сырую, мрачную пивнушку, хотя и таких тут тоже полно, а местечко с высокими жестяными перекрытиями, окнами во всю стену и милым барменом, вроде моего нового друга Нейта, который любезно придвигает мне идеальный «Сазерак».

Делая глоток прохладного напитка, я прислушиваюсь к Элле Фитцджеральд, поющей о том, как она была околдована, обеспокоена и сбита с толку. Почти достаточно, чтобы успокоить измученную душу.

— Это был чертовски тяжелый вздох, —