Читать книгу - "Сыграй со мной в запретную игру - Элли Лартер"

под пристальным и жарким мужским взглядом. Олег же явно не планирует меня жалеть: он нажимает пальцем на уже возбужденный, налитый кровью клитор, вызывая волну удовольствия, я запрокидываю голову, тихо постанывая, и на несколько мгновений забываю о том, что мы планировали сессию с иголками…

Но Олег напоминает об этом: в какой-то момент в его второй руке появляется маленький прозрачный контейнер с хирургическими иглами, и я замираю от ужаса, так и не успев кончить.

16 глава

ЖЕНЯ

— Последний шанс отказаться, детка, — насмешливо фыркает Олег, поднося прозрачный контейнер с хирургическими иглами к моему лицу, чтобы я как следует рассмотрела орудия свой будущей пытки…

Глаза у меня широко распахиваются, я с ужасом вцепляюсь побелевшими пальцами в поручни гинекологического кресла, но отступать все равно не собираюсь: сдаваться уже слишком поздно.

— Ита-а-ак… — протягивает мужчина.

— Я правда хочу, чтобы это случилось… Я тебе доверяю… — шепчу срывающимся голосом.

— Вам, — поправляет Олег самодовольным тоном, сразу же давая понять: если я не собираюсь выходить из игры, то и играть должна по его правилам.

— Вам, — киваю я посушно и тут же тихо добавляю: — Мой мастер.

— А ты — моя смелая девочка, — говорит Олег, делает шаг назад и открывает контейнер, быстро высыпая длинные, изогнутые изящными дугами иглы на металлический поднос рядом с креслом. Их легкий перезвон сразу же вгоняет меня в ступор. Я чувствую, как напрягается все тело, как перехватывает дыхание… Попадающий в легкие воздух как будто раскален. Каждый вдох дается мне с огромным трудом. Я отворачиваюсь, чтобы просто не видеть, как Олег со знанием дела перебирает эти жуткие штуки… Интересно, сколько раз ему уже приходилось проводить подобные сессии? Причем наверняка гораздо более жесткие. Может, даже публичные, под пристальными взглядами десятков посторонних людей.

Откровенно говоря, хирургические иглы не сильно отличаются от швейных иголок: они тоже классифицируются по длине и толщине и имеют специальное ушко для нити (или даже два ушка). Единственное существенное различие (существенное для обычного человека вроде меня, а не для разбирающегося в этом вопросе врача, конечно) — каждая хирургическая игла изогнута крутым полукругом. Очевидно, прошивать таким образом человеческую плоть должно быть удобнее…

Впрочем, мне не слишком хочется вдаваться во врачебные тайны. Мне бы только знать, как собирается пользоваться этими опасными острыми штуками Олег… или все-таки лучше не знать? Может, вообще попросить его одеть мне на глаза повязку? Меньше знаешь — крепче нервы…

— Хочешь что-нибудь сказать? — спрашивает Олег, как будто прочитав в этот момент мои спутанные мысли.

— Я… не знаю… просто… — запинаюсь, невольно напрягаясь еще сильнее от его стального тона и прищура в суровом взгляде.

— Говори, — приказывает мужчина.

— Может, ты… вы! — поспешно поправляю сама себя. — Может, вы оденете мне на глаза повязку, чтобы я…

— Тебе страшно? — ухмыляется мой мастер.

— Да, — признаюсь тихим шепотом.

— Это часть игры, — Олег качает головой. — Я хочу, чтобы ты все видела. И хочу, чтобы ты боялась. Твой адреналин — это твое будущее наслаждение.

— Ладно… — лепечу покорно, а про себя думаю: если что, просто буду зажмуриваться, чтобы не видеть…

Если он позволит.

Между тем, Олег выбирает из вороха иголок самую длинную и тонкую. Достает хирургическую нить и закрепляет ее. Я наблюдаю за происходящим с широко открытыми глазами и затаенным в них ужасом. Так и хочется спросить у него… нет, даже закричать: ты что, будешь прошивать мою кожу прямо сейчас?! без подготовки?! зачем так жестоко?! я не выдержу!

Но нет, Олег не торопится. У него слишком большой опыт, чтобы рубить (шить, ха-ха) сгоряча. Закончив приготовления, он осторожно убирает иглу на край стола и подходит ко мне, обхватывая теплыми пальцами распахнутые дрожащие бедра. Тело тут же отзывается на мужские прикосновения, кожа покрывается мурашками, дыхание перехватывает…

Я смотрю Олегу в глаза, а он смотрит в мои, ухмыляется хитро, наклоняется ближе и целует в губы, позволяя хоть на несколько секунд забыться. Я самозабвенно отвечаю: у меня и выбора-то другого нет… Мужчина скользит пальцами по моим бедрам и между ними, касается набухшего клитора, проводит между складочек кожи, собирая вязкую пахучую влагу, а потом запускает палец себе в рот, облизывая с явным довольством. Меня это смущает (все еще!), но не так сильно, как то, что он будет делать дальше.

Он продолжает ласкать и сминать мое тело пальцами, и как бы я ни боялась этой сессии, чисто женские инстинкты берут верх, и постепенно я расслабляюсь, растекаюсь покорно в крепких мужских руках…

Он снова целует: сначала мои раскрасневшиеся, искусанные губы, потом подбородок, шею и грудь, захватывая губами возбужденные соски… Спускается поцелуями по моему вздымающемуся от волнения животу, касается языком покрытого волосками и мурашками лобка…

И еще, еще, еще ниже…

Я инстинктивно пытаюсь раздвинуть бедра шире, чтобы подпустить его вплотную, и только тогда вспоминаю, что и так скована по ногам и рукам. Но страх уже не возвращается: я слишком возбуждена, я слишком хочу его…

В руках Олега появляется какой-то тюбик.

— Что это? — спрашиваю я хриплым голосом.

— Анестетик, — отвечает мужчина.

— Зачем? Я хочу чувствовать… — начинаю я растерянно, а он перебивает:

— О, поверь, ты почувствуешь, — усмехается. — Этот крем только немного снизит чувствительность, а заодно и уменьшит кровотечение…

От слова «кровотечение» мне становится тошно, но Олег быстро заглушает мой страх поцелуями, одновременно выдавливая немного крема на ладони и принимаясь смазывать мои бедра.

Так я понимаю, куда именно он собирается втыкать иголки.

Ноги.

О, боже…

Я еще раз напоминаю себе, что могу прекратить сессию в любой момент: достаточно лишь сказать слово «красный» (ну, или «оранжевый», если все будет не критически плохо). Стоп-слово — приказ, которого мастер просто не может ослушаться. Да и вообще: разве Олег станет делать мне по-настоящему больно?! Ну, то есть, да, станет, конечно, но… ох, блин!

Я имею в виду, он ведь не собирается причинять мне реальный вред — физически