Читать книгу - "Синдром одиночества - Гала Григ"

Он боится меня. Боится моей былой страстности? Но мне совсем не обязательно ложиться с ним в постель! Я хочу его не физически. Только для общения.

Чушь! Почему же размякла от его прикосновения? Как коротко оно было. Отрезвил только холод вокруг. Холодом веяло ото всюду. Холод проникал в душу, если таковая имеется у человека…Холод глаз, губ и рук, и его отчуждение. Я ему не нужна. С этим надо смириться…

* * *

Потянулись однообразные дни, недели. Они складывались в безрадостные месяцы. Радость появлялась в доме только с приездом Даши. Но она приезжала на день — два, и опять пустота.

Изредка, не в силах совладать со своими чувствами, Аля звонила ему. Старалась быть сдержанной. И сама не слышала уже того голоса, прежнего голоса Богдана. Оба спрятались в скорлупу.

Она с трепетом нажимала кнопки телефона, а потом не знала, о чем говорить. Писала стихи, полные страсти, любви и отчаяния. Но все они гибли в корзине. А при разговоре скупо рассказывала о работе, расспрашивала, нет ли чего нового в поиске.

Богдан тоже звонил ей. Очень редко. Его звонки были для нее глотком свежего воздуха. Его спокойное «Как дела, Аэлита?» для нее было равноценно «Я тебя люблю».

В этот раз на его обычный вопрос она смогла ответить только одно:

— Плохо, — и слезы пролились рекой. Наконец-то они, сдерживаемые так долго, прорвались. И она не могла остановить их. Это были слезы облегчения. Это был поток, смывающий тяжесть одиночества и тоски. Это были исцеляющие слезы.

— Тебя сам Бог послал. Я так рада слышать тебя. Я всегда становлюсь спокойнее после разговора с тобой, — сквозь слезы говорила она. И не могла уже остановиться.

— Аэлита, девочка моя, успокойся. Все будет хорошо. Помнишь, ты обещала ко мне приехать? Вот и приезжай.

— Ты хочешь этого?

— Почему нет?

— Боюсь, как бы наша встреча не оставила такой же осадок, как в прошлый раз.

— Все будет хорошо. Я жду тебя. Только не в городе.

— Но…

— Не перебивай меня. Я встречу тебя, и мы поедем ко мне на дачу. Я там живу. Постоянно.

— Богдан, — пыталась она отказаться, боясь, что новая встреча станет причиной новых огорчений и боли.

— Возражения не принимаются. Приезжай — соверши подвиг. Я буду ждать.

Много ли женщине надо? Она, как девчонка, пела и танцевала под впечатлением этого разговора. Все печали и горести рассеялись, как дым. Ей хотелось жить.

Собиралась недолго. Тревожно было от мысли, как и стоит ли посвящать Дашу в свои отношения с Богданом. Решила — надо. Поэтому, приехав в Москву, сначала созвонилась с дочкой.

Даша, в силу своей молодости, удивилась только тому, что мать сомневается в разумности своего приезда.

— Я рада за тебя. Больно смотреть, как ты мучаешься одна в пустой квартире. А он, по-моему, неплохой человек. И запомни: для меня главное, чтоб у тебя все было хорошо. И сними эту печальную улыбку. Живи легче и проще.

— Даша, мы вообще-то просто друзья. — Не верила в это сама, не поверила и улыбающаяся дочка. Сидя на террасе уютной кафешки, они то и дело поглядывали на подъезжающие машины. Ждали Богдана.

Он вышел из черного Джипа и уверенной походкой направился к вспыхнувшей Але. Брутальный внешний вид машины, несмотря на явно длительный срок ее эксплуатации, вполне соответствовал внешности ее владельца.

Аля напряглась под его пристальным взглядом. У нее не было сил сказать что-нибудь. Выручила разговорчивость Даши, засыпавшей Ненова вопросами о ходе расследования.

Ненов мягко остановил ее словесный поток:

— Потом, милая девушка. Все потом. — Он подошел к Але, нежно взял ее под локоток:

— Нам пора, Аэлита.

Эти слова вывели Алю из состояния невесомости. Теперь уже она взволнованно что-то говорила Даше. Та понимающе улыбалась и, помогая матери закончить разговор, быстро простилась под предлогом, что надо бежать на лекции.

Ехали молча. Что-то мешало расслабиться. Они словно подглядывали друг за другом. Годы не были слишком уж благосклонны к ним. Однако она нашла его в прекрасной форме.

А он? Он уже не был ошарашен, как в прошлую встречу. Тогда виновато было глупое воображение, рисующее по памяти образ юной девушки, чей голос он вдруг услышал через многие годы.

Богдан с любопытством поглядывал на слегка полноватую, но еще очень привлекательную молодую женщину. Это уже была не девочка-мотылек. В ней была все та же взвинченность, то же беспокойство, та же неуверенность в себе. Но все это было намного мягче. Такая она больше располагала к себе, не пугала своей откровенной чувственностью.

Но если бы Богдан мог видеть сейчас ее глаза, то понял бы, что глубоко ошибается. Глаза блестели от слез, от волнения и… от желания.

Желание было нестерпимым. Оно разливалось по каждой клеточке ее тела. И каждая клеточка хотела только одного — прильнуть к нему, слиться с ним — сейчас, немедленно.

Но вместо этого она говорила о пустяках, чтобы хоть как-то заполнить испытываемую неловкость.

Они провели вместе остаток дня, ночь, день и еще ночь. Они пытались найти друг друга. Это получалось с трудом. Они стали другими. И нужно было время, чтобы привыкнуть к таким, какими они стали. Нужно было все начинать сначала. А они сопротивлялись. Очень хотелось вернуть былое.

Порой злость друг на друга заставляла их обижать и обижаться. Потом они мирились. И оставалось только одно — вспоминать прошлое, говорить о настоящем. О будущем молчали. Она, не рискуя вспугнуть его откровенным вопросом или признанием в неугасающих чувствах. Он, — как всегда, не доверяя ей и не допуская мысли, что она все еще любит его.

Они не сумели открыться, довериться друг другу. Это заставило их проститься тихо, без объятий и поцелуев. Проститься без надежды на что-то впереди.

Аля, не оборачиваясь, шагнула в равнодушный холод вагона. Сделала Богдану ручкой из окна. Он нервно курил, поглядывая на часы. Прощание было мучительным.

* * *

Тогда они еще не знали, что, простившись, уже не смогут жить друг без друга. Они еще не знали, что совсем скоро Богдан прилетит к ней и почти с порога спросит:

— Аэлита, ты могла бы все бросить и уехать со мной?…