Читать книгу - "Первая волна: Сексуальная дистанция - Мила Левчук"

Не могу сказать, что сама Барселона вызвала у меня потрясение. Это был красивый, ухоженный город, во многом напоминавший мне родной Питер, только солнце и жара однозначно напоминали: парень, ты не дома. Мне просто очень понравилось там, и теперь я с тоской вспоминаю тот мир, в котором возможно было просто сесть на самолет и прилететь в другую вселенную, где пальмы, вместо воробьев попугаи и совсем другое море!

Мы приехали в довольно тесную, но ухоженную квартиру в спальном районе, и мне предоставили в пользование диван в комнате Пабло – моего двенадцатилетнего патронажного брата. Ему очень понравились мои капоэйровские финты, которые я крутил именно для этого. Раз уж мы не можем поговорить, смотри и догоняй, что к тебе нормальный тип приехал. Пабло понял. Кроме комнаты и восторга от моих кульбитов у нас с испанчиком не нашлось ничего общего.

На следующий же день меня отвезли показаться, получить расписание и осмотреться в новой школе, а потом еще три дня без остановки и перерыва таскали по местным достопримечательностям. Из-за этого они все нелепо слиплись в один комок работы Гауди и все, что я сейчас вспоминаю на эмоциональном уровне – это как мы на третий день наконец-то вышли на пляж, я снял обувь и ступнями зарылся в горячий южный песок, а потом с воплем неандертальца побежал к линии прибоя, на ходу срывая с себя футболку, и нырнул в прохладные волны Средиземного моря. Я вынырнул и подумал, что будь сейчас со мной Альбина, она бы в ту же минуту исцелилась от всех своих посттравматических расстройств, мы были бы вместе и счастливы.

На время и я там почувствовал себя счастливым. Я делал фотки, отправлял ей и наслаждался тем, что мы говорим о чем-то приятном и без ощущения, что я прорываюсь сквозь терновый куст.

А потом я забыл обо всем, потому что началась учеба и я самую малость охренел от того, что с моим среднеобщеобразовательным английским надо внезапно понимать объяснения учителя о языке программирования, который сам по себе был как комок с живыми пчелами. Первые несколько дней я понимал примерно 10% из сказанного и только успевал, что переписывать с доски, а разбирался с обрушившимся на меня знанием только перед компом, когда строки кода из невнятной абракадабры в редакторе вдруг раскладывались по этажам. Я будто щупал их пальцами, перебирал, вертел, крутил и разбирался. Только тогда я понимал и задним числом сопоставлял то, что тарабанили мне на теоретическом занятии. Вечером я приходил домой и гуглил русскоязычные уроки тому же самому, на что потратил весь день, и лакировал знания, падая в кровать в произвольной позе часу в третьем ночи и в ней же просыпаясь поутру.

Через неделю такой учебы раком я нагуглил перевод своих учебников на русский и начал дублировать объяснения с листа непосредственно на уроке. Ура! У меня появились вечерние часы, которые я поначалу тратил на сон, а потом начал слоняться по округе, с любопытством засовывая нос в каждую подворотню. Еще через три недели я поймал себя на мысли, что понимаю из английской речи учителя больше половины. Могу на примитивном бытовом уровне объясниться со своими домочадцами по-испански и знаю округу, как родные Озерки.

Примерно тогда же я ощутил острую тоску по компании. Я все еще был один. В Барселоне, среди дружелюбных испанцев, но такой же брошенный наедине со своими мыслями, которые атмосфера испанского ночера ничуть не облегчала. И вот такой экзистенциально тоскующий я шел по темной, скучной улице. У обочины мусоровоз, звеня, судя по звуку, тысячей пустых бутылок, переворачивал в себя мусорный бак. Я миновал его и вдруг краем уха поймал отголоски музыки. Стало любопытно, и я пошел на звук.

Через сотню метров к музыке присоединились голоса и еще какой-то шум. Похоже было на стук доски и твердых колес по асфальту. Я вышел к небольшому скверу с бетонными конструкциями и жутко обрадовался! Передо мной была рампа для скейтбордистов, два паренька на досках катались внутри и они-то и производили шум и грохот. Но главное были не они, а повод для музыки. Здесь же на площадке перед рампой тусовалась молодежь. С десяток ребят, половина из которых под музыку репетировали синхронный парный танец, а остальные наблюдали и с жаром обсуждали что-то, давали советы и делились впечатлениями.

Я удивился, что за странная движуха? У нас все танцевальные коллективы имели крышу над головой и репетировали в школьных актовых залах, в студиях, куда ходили учиться. И я, конечно, не инспектировал каждый питерский двор и сквер, но дома ничего подобного на моих глазах ни разу не происходило. А тут нате пожалуйста. Пляски и явная репетиция. Стало интересно. Я занял наблюдательный пост под деревом шагах в трех от основной компании. Иными словами, принялся усердно мозолить глаза. Мне так хотелось общения, что я готов был сунуть нос даже в их хореографию.

Разумеется, меня заметили через две минуты. В мою сторону выдвинулась делегация из двух девчат. Одна мне ростом по плечо, пухлая с длинными русыми волосами, вторая типичная испанка, только очень худющая. В коротких шортах, с торчащими коленками, глазами на половину лица и пышным, вьющимся каре темных волос.

– Привет, как дела? – спросили они по-испански.

– Привет, мне нравятся ваши танцы, можно я посмотрю? – эту фразу я составил в уме и повторил десяток раз перед тем, как на меня обратили внимание.

Девчонки просияли, переглянулись.

– Ты иностранец?

Мое произношение не провело бы даже калмыка, впервые слышащего испанскую речь, да я и не собирался темнить.

– Я русский, приехал по обмену на лето.

Девчонки зашептались. Да с тем же успехом они могли тарабанить в полный голос, все равно с такой скоростью речи я ни рожна не понимал.

– Как тебя зовут? – спросила испаночка.

– Алекс, – так меня звали мои опекуны и преподаватели в школе.

Худышку звали Бланка, вторую Анита. Я им улыбнулся самой своей дружелюбной лыбой из всех.

– Умеешь танцевать? – спросила Бланка на английском, и я испытал небольшое, но облегчение.

– Конечно! – отозвался я с готовностью.

– Пойдем, покажешь?

Я, конечно же, пошел. Уж чего я никогда не испытывал, так это стеснения. Я с готовностью, как нож в масло, врезался в незнакомую компанию. Девчонки меня представили, и на меня с любопытством уставились два десятка глаз.

– Давай, покажи, – снова предложила Бланка, и репетирующие ребята расступились, давая мне место.

Бетонное покрытие, на котором они упражнялись, для моих танцев подходило не слишком. Вообще не подходило. Но я готов был на наждачной бумаге на руках стоять, лишь бы не слоняться больше по улицам один. Я слегка размял руки, шею и сделал ау бачиду – как будто хотел закрутить колесо на месте, уперся рукой в землю там, где только что была ступня, и сделал широкий мах обеими ногами вверх до середины колеса и замер. Потом вышел в стойку на руках, крутнулся на месте, сделав красивый мах обеими согнутыми ногами, вышел в быстрое вращение вертикально и подогнув руки, упал на плечи, прокатился с одного на другое и снова встал как стоял. Публика взорвалась аплодисментами, криками и свистом. Я заулыбался как аллигатор и слегка поклонился. Ладони саднили, одежду извозил в пыли, но мне было пофигу. Главное, меня, похоже, приняли.