Читать книгу - "Цена крови - Патриция Брейсвелл"

Эдмунд поднял обе руки в успокаивающем жесте.

– Не нужно, чтобы это вело к сражению, – сказал он. – Дворяне должны встретиться со своими кораблями в Сандвиче весной. Если нам удастся привлечь на свою сторону достаточно людей, мы окажемся в удобном положении, чтобы бросить вызов Идрику, отобрать у него контроль над кораблями и заключить соглашение с королем.

Этельстан покачал головой:

– Все это звучит очень красиво, Эдмунд. Очень цивилизованно. Однако ты забыл про одну существенную деталь: король не тот человек, чтобы заключать соглашение со своими дворянами.

Как сказала ему провидица, когда он виделся с ней в последний раз? Нужно стремиться получить то, чего хочешь. Получить он должен все королевство, но цель эта будет разбита вдребезги, если позволить этим людям осуществить их план.

– Милорд, мы просто в отчаянии, – настаивал Вульфнот.

– Что ж, а я нет. – Он резко встал. Другие тоже поднялись, и собаки у их ног встревоженно разбежались в стороны. – И пока я не пришел в отчаяние, я не подниму оружия против своего отца. Ничто из того, что вы здесь сказали, не пристыдит меня и не заставит сделать это. Это мое последнее слово.

Эдвиг рассмеялся:

– Глупцы! Вы еще не пробовали его подкупить. Предложите ему королеву, и он может передумать. Господи, да предложите же эту королеву мне, и я сам брошу вызов королю.

Это было уже слишком, и Этельстан не выдержал. Развернувшись, он с размаху ударил кулаком в презрительно ухмыляющееся лицо Эдвига и с удовлетворением отметил, что брат его после этого рухнул на пол без чувств. Затем он повернулся к Эдмунду.

– На этом мы закончим, – сказал он. – А еще я нахожу, что этот дом мне больше не нравится.

С этими словами он направился к двери, потирая по пути кулак. Он не жалел, что ударил брата, хотя язвительное замечание Эдвига было очень недалеко от истины. Он действительно попытался бы отобрать корону у своего отца, если бы думал, что это также поможет ему получить и королеву. Но однажды он уже представил ей этот план, и она заставила увидеть все его безумие. Англия – причем вся Англия – в один прекрасный день будет принадлежать ему, но он должен выждать то время, когда корона сама упадет к нему в руки. Он не должен красть ее.

Выйдя во двор, он увидел, что Эдгар в сопровождении двоих людей, посланных привезти его, как раз спешивается. Перехватив у него поводья, он тут же сам вскочил на его лошадь.

Его брат с удивлением взглянул на него:

– Что случилось?

– Спроси у Эдмунда. – Он указал на двух приехавших с Эдгаром стражников. – Твои люди едут со мной, – сказал он и, пришпорив коня, направился к воротам.

Он решил, что поедет в Верхэм. Там он напьется, напьется вдрызг, и сотрет из своего сознания все мысли о братьях, Идрике и короле. Он знал, что Эмма все равно останется, потому что он до сих пор не нашел такого эликсира, который мог бы заставить его не думать о ней. Боже! Сколько раз он уже пробовал сделать это! В угаре хмельных пирушек, на площадках, обучаясь боевому искусству, в объятиях других женщин. Но все равно она постоянно преследовала его.

Лишь однажды он пошел на поводу своей страсти, и это оставило их обоих разбитыми и в отчаянии, поскольку Эмма была связана обетом верности с его отцом, а не с ним, и не могла нарушить свою клятву.

Тогда он отпустил ее – как она его попросила. И тем не менее она по-прежнему была с ним и останется с ним навсегда.

Он и сам не мог сказать, было ли это его благословением или проклятием.

Он уводил своих спутников от охотничьего домика по тропе, которая причудливо извивалась по склону холма. Они достигли дороги, идущей вдоль его подножья, и уже почти оставили Корф у себя за спиной, когда один из стражников окликнул его и показал в сторону вершины крутого, укрытого дерном склона.

Вниз с холма Корфа в их сторону скакал Эдгар, явно намереваясь их перехватить.

– Подождем, – сказал он. – Похоже, мой брат хочет мне что-то сказать.

Он подозревал, что Эдгар, который всегда выступал в роли миротворца, попробует убедить его вернуться в дом. Он скорее был готов отправиться в ад, чем позволить Эдмунду и Вульфноту снова нападать на него.

Он хмуро следил за тем, как его неразумный брат спускается по крутому склону, – без седла и слишком быстро, – да еще восторженно усмехается, радуясь собственной отваге. «Если лошадь споткнется, Эдгару будет уже не до смеха», – подумал Этельстан.

И в следующий момент, к его ужасу, лошадь и в самом деле оступилась. Одна нога ее вдруг подогнулась, большая голова резко откинулась назад, пока она старалась сохранить равновесие, а затем произошло страшное падение. Выругавшись, Этельстан спрыгнул со своего коня и побежал туда. Он рухнул на колени подле Эдгара, который лежал на груди среди камней, забрызганных кровью; голова его была вывернута под неестественным углом.

В нескольких шагах от них, беспомощно молотя ногами, кричала раненая лошадь, и только когда ее ужасные вопли прекратились, где-то в уголке сознания у него мелькнула догадка, что один из слуг, видимо, перерезал ей горло. Он был слишком потрясен, чтобы рыдать, и лишь молча смотрел на лицо несчастного Эдгара, на котором застыло выражение удивления.

Помимо его воли в голове у него похоронным звоном прозвучали слова пророчества. Суровая судьба ждет сыновей Этельреда – всех, кроме одного.

– Какой же ты глупец, Эдгар, – прошептал он. – Проклятый молодой глупец!

А затем он заплакал, не обращая внимания на двух мужчин, стоявших рядом с ним, молчаливых и беспомощных. В конце концов он протянул руку и закрыл глаза Эдгара, после чего приказал своим людям скакать в дом за помощью. Он остался дожидаться их у тела брата, бормоча под нос молитвы и за Эдгара, и за себя. Но, ради всего святого, как он скажет своему отцу, что еще один принц нашел свою смерть в Корфе?

Октябрь 1008 года

Элмесета, Саффолк

Эмма лежала, свернувшись калачиком, в своей кровати под толстым шерстяным покрывалом, но не спала, просто отдыхала. Рядом с ней, лежа на животе и выставив вверх попку, крепко спал Эдвард, и лицо его было полностью спрятано в шелковистых светлых кудрях. В этот миг они были лишь вдвоем, закутанные в одном коконе теплой постели, как будто во всем мире больше никого не существовало.

За стенами поместья, как и всю прошлую неделю, висела сырая стена тяжелого тумана, пойманного, словно в сеть гигантского паука, ветвями вязов, давшими название данной местности^[6]. Эта густая дымка разрисовывала любое время дня в один и тот же тусклый серый цвет, и ей казалось, что само время попало под домашний арест, а солнце и луна остановились навеки.

У нее опять случился выкидыш. Уже во второй раз после рождения Эдварда лоно ее само освобождалось от своей крохотной ноши почти сразу после того, как она понимала, что беременна. Сейчас все было не так больно, как когда это произошло впервые, но эта пустота под сердцем напоминала незаживающую рану.