Читать книгу - "Ни слова о любви - Вера Фальски"

Но вот наконец видеопоказ был окончен, и на сцене появилась красивая телеведущая — одна из тех самых женщин без возраста, столь многочисленных на телевидении, — в паре с председателем жюри. Оным председателем был критик-патриарх, транссексуальный Маэстро, перед которым трепетали писатели и который уже долгие годы «разделял и властвовал» на польском литературном поприще, игнорируя большинство женщин (с тех пор как он сменил пол, их судьбы и взгляды перестали его интересовать).

Загремели фанфары, и Маэстро распечатал конверт, скрывавший фамилию везунчика, которому предназначались сто тысяч злотых и все сопутствующие почести (а также надежда, что вся эта слава хоть капельку поспособствует реализации книги).

— And the Oscar goes to…^[32] — В этом месте Сабина, как и все в зале, застыла в ожидании. — Ян Францишек Бутенко!

Буря аплодисментов сотрясла Национальный театр. Провинциальные писатели и поэты, оставшиеся за бортом этой гонки, еще сильнее съежились в своих лучших выходных костюмах и полиэстеровых платьицах.

— Бутенко! Какая неожиданность!

Даже у Сабины эти слова красавицы ведущей вызвали чувство неловкости. Бутенко спал с Маэстро вот уже много лет — еще с тех пор, как тот был женщиной. Об этом знали все, хотя официально это замалчивалось (Сабине все сплетни сообщала, конечно же, вездесущая Люцина). В нынешнем году его роман идеально совпал с общественным запросом — так, во всяком случае, утверждал Маэстро в нескольких своих статьях, посвященных роли творчества Бутенко в новой польской прозе. Книга, построенная на языковых экспериментах и изображающая нравы в среде кондукторов поездов ближнего следования Нижнесилезской железной дороги, знаменовала собой, по мнению Маэстро, «новое веяние в несколько затхлой атмосфере современной польской литературы».

«Неужели именно так у нас и присуждают премии? — с отвращением думала Сабина. — И какие шансы будут, например, у меня, если я и впрямь стану серьезной писательницей? Да никаких».

— Знаете, как по мне, это просто цирк, — услышала она справа чувственный голос главного редактора женского журнала. — Я бы на их месте постыдилась.

— Вот тем и хорош спорт: там результат — он и есть результат, он объективен, а не присуждается каким-то голосованием, — философски изрек спортивный журналист.

— Отчасти вы правы, — признала Сабина. — Не очень-то красиво на сегодня выглядит весь этот мир серьезной литературы. А я уж думала, что только в моем жанре победу одерживают амуры.

Ее соседи рассмеялись: эта колкость их позабавила.

— Зато вам, пани Соня, можно не участвовать в этом «конкурсе красоты» ради каких-то там ста тысяч. Fuck you money^[33] — это и есть лучшая в жизни награда, о которой мечтал бы каждый, — отметила главный редактор.

Это циничное, но справедливое замечание Сабина приняла с молчаливым достоинством.

Церемония подошла к концу, на сцене настраивали аппаратуру музыканты — открытие года «Пятого канала культуры», дуэт в стиле нео-фольк, который Сабине с первых же минут напомнил парочку лабухов, напевавших нудные песенки в фильме «Четыре свадьбы и одни похороны». Судя по всему, восторга эта музыка не вызывала не только у нее, поскольку досточтимые писатели и писательницы, вместо того чтобы культурно слушать двух молодых артистов, уже массово поднимались с мест и направлялись в сторону буфета.

— Пора и нам, — подытожил спортивный журналист и тоже встал; его кресло громко хлопнуло.

На сцене пара бедолаг рвала струны своих акустических гитар, распевая по-английски, а зал стремительно пустел.

Зато в фойе разыгрывались сцены из дантового ада. Людям более зрелого возраста, таким как Сабина, могло показаться, что они вернулись в далекие восьмидесятые, в тот долгожданный день, когда в мясную лавку наконец «выбросили» какие-то обрезки получше. Толпища писателей, журналистов и профессоров литературоведения проталкивались к обильно заставленным столам, выхватывая куски поаппетитнее и обступая разносящих подносы с тартинками напрочь растерянных официантов, которые перешептывались между собой: хуже, мол, бывало разве что на конгрессах «Самообороны»^[34].

Сабина чувствовала себя не в своей тарелке, и это ощущение нарастало. «Значит, это и есть тот мир, в который я так рвусь? — откровенно спрашивала она себя, и этот вопрос сидел у нее в голове с самого начала вечеринки. — И что, я тоже буду вот так расталкивать всех на банкетах, пробиваясь к лососевым роллам и скверной водке?» Мимо нее как раз прошествовал один из авторитетнейших архитектурных обозревателей: в руках он нес две тарелки, на которых, образуя своеобразную композицию, громоздились макароны, бутерброды, куски ветчинной нарезки и охотничьи колбаски. За ним, едва удерживая четыре полных бокала вина спешила заведующая отделом культуры престижного ежемесячного журнала.

На Сабину повеяло запахом теплых копченостей. Она почувствовала, что ее тошнит.

Люцина ей не встретилась — и тем лучше. К счастью, Телешко тоже нигде не было видно. Пора уматывать, пока этот ад не поглотил ее, тем более что несколько мужчин, из тех, что дорвались до бара первыми, уже проявляли симптомы внезапной усталости — не стояли на ногах; и все это предвещало приближавшуюся масштабную катастрофу.

Сабина начала осторожно пробираться к выходу — и вдруг почувствовала чью-то потную лапу на своем бедре.

— А куда это вы, красотка? — выдохнул ей в ухо знаменитый переводчик итальянской и французской литературы, от которого несло селедкой и водкой. — Как это вы без сопровождения, одна в этом стаде волков? Может, вам нужен кавалер?

— Нет! — почти взвизгнула Сабина и оттолкнула мужчину так, что тот едва не упал.

Она лихорадочно помчалась по ступенькам вниз, не обращая внимания на гневный рев нежеланного кавалера, прорвавшись в гардеробную, на бегу накинула мантилью и бросилась к первому попавшемуся свободному такси.

— На Новое Място, пожалуйста, — проговорила, задыхаясь.

— Вы тоже с этого сабантуйчика? — недовольно отвернулся таксист. — Даже не знаю, брать ли вас.

— Что? — Сабине показалось, что она ослышалась.

— Да товарищу моему один заблевал счетчик. Тоже отсюда был. До Вислострады доехали, и ему поплохело. Литератор, мать его. — Водитель посмотрел на Сабину и пожал плечами. — Поэтому не удивляйтесь, что я интересуюсь.