Читать книгу - "Пикантный аккорд для тихони - Глория Макова"

Только вот проблема была в том, что вся одежда для выхода из дома, которую я успела прихватить с собой при поспешном переезде к брату, накануне вечером была заброшена в стиральную машинку и благополучно забыта. Теперь я стояла в одной растянутой домашней футболке, удерживая в руках комок вещей, пропитанных влагой.

М-да уж, ситуация…

Но вернуть подарки нужно было как можно быстрее, иначе Лукьян мог поддаться своему самолюбию и посчитать, что я все оставила себе.

Не то, чтобы не хотела, инструменты действительный были прекрасного качества и грели душу одним своим видом. Да и парни мне никогда не дарили подарки… Но нет! Это все… слишком для меня!

Поэтому, второпях разместив мокрую одежду на сушилке, поспешила к шкафу, что стоял в комнате Леши. Оставалось только надеяться, что он не сильно разозлится… К тому же, я как раз довольно давно присмотрела у него отличную футболку. И, конечно же, толстовочку…

Джинсы пришлось надевать слегла влажные, но это лучше, чем ничего. Из квартиры родственника выходила во всеоружии. В смысле, с тяжеленным пакетом наперевес.

Второй моей неудачей стал как раз-таки именно он, а если быть точнее — его непрочность. Стоило мне добраться до ближайшего метро (на маршрутке от дома Леши было очень долго ехать), как пакет сдался под грузом всех ценностей в нем находящихся.

Прохожие сновали туда-сюда, недоуменно поглядывая на меня, как на воришку. Если предположить, то возможно я так и смотрелась: в тёплой толстовке не по размеру, с косым пучком на голове и горящими от ужаса глазами. Быстро распихала все, что возможно, по карманам, остальное же схватила в охапку. Пришлось в ускоренном темпе бежать до ближайшего магазина. Но те, как на зло, вдруг испарились.

И это называется пешая доступность продуктовых?

Опустив руки, я присела на ближайший сухой бордюр, поскольку поблизости не было ни одной скамейки, и опустила голову. Сквозь мокрую ткань джинсов бетон чувствовался, как будто я сидела на нем голой, кхм, пятой точкой. Противные мурашки пронеслись по спине, мешая думать.

— Дочка, не сиди на холодном. Тебе же детей ещё рожать, — внезапно прозвучал голос сбоку, привлекая мое внимание. Милая бабулечка в платке стала единственной, кто не прошёл мимо. Она грозно смотрела в мою сторону, нахмурив густые поседевшие брови.

— Простите? — не поняла сути ее слов.

— Застудишь же все там, — на последнем слове она сделала особенный акцент.

И до меня наконец дошло. Я подскочила на ноги, вновь выронив губную гармошку, которая за сегодня успела пройти все круги ада. И в луже побывала, теперь ещё и в грязи повалялась, представляя из себя теперь не эксклюзивный музыкальный инструмент, а скорее пирожок, слепленный каким-нибудь трехлетним ребёнком ради забавы из того, что было.

Только вот мне было не три года. Я тут же подняла вещь, бережно обтерев ее ладонями.

Бабулечка лишь презрительно фыркнула, а я подумала, что сейчас начнутся нотации на тему чистых рук, однако она меня удивила.

— Чудная ты, — проговорила она. — Пойдём, умоешься хоть.

— Извините, но я спешу, — борясь с оторопью, попыталась отказаться, но куда уж там.

Пожилая женщина ловко выхватила из моих рук все музыкальные инструменты и забросила в свою сумку на колесиках. Клянусь, я даже и слова против не успела сказать!

— Вечно вы куда-то спешите, молодёжь. А жизнь-то, вот она. Прямо перед глазами, — пробурчала бабулечка и куда-то пошла. С моими инструментами в сумке. То есть Лукьяна!

— Стойте, подождите, — сорвалась с места, норовя догнать весьма бодрую старушку. — Куда Вы? Зачем Вы?

— Куда, зачем, — передразнила меня она. — За надом!

Оказалось, старушка не была уличной воришкой или попрошайкой. Звали ее Серафима Романовна. Она привела меня в свою старенькую квартирку, что располагалась в соседнем доме и тут же отправила умываться. Я так поняла, она приняла меня за побродяжку и искренне хотела помочь.

— Давно ты так? — усадив меня за стол и вручив кружку чая, кивнула она на меня, незаметно пододвигая блюдце с горкой черствых сушек на нем.

Я до сих пор не понимала, как так получилось, что сидела на кухне совершенно незнакомого человека, который вот так просто взял и привёл меня к себе домой.

— Эм, ну, минут пятнадцать, — созналась, чувствуя неловкость.

— Да не бреши! — закатила глаза старушка. — Ходишь в обносках, лицо чумазое, — я тут же потянулась к щеке, неосознанно чувствуя на ней грязь. Зеркала-то в ванной не было. — Как есть бродяжка!

— Не бродяжка я, — обиженно проговорила в свою защиту. — Я правда вышла из дома, но пакет порвался и…

На глаза почему-то навернулись слёзы и потекли по щекам. Я впервые полноценно заплакала за всю неделю. Казалось, из меня выливалось всё: грусть, тоска, отчаяние. Я очень хотела быть с Лукьяном. Очень! Однако настырное «но» постоянно мешало мне довериться ему…

— Ну, чего ты тут сопли развесила, — голос Серафимы Романовны смягчился. — На вот. Сушку съешь.

Машинально подняла руку за протянутым гостинцем и чуть не потеряла тысяч пятьдесят за будущее восстановление передних зубов у стоматолога.

— Да кто ж так ест-то? В чай нужно макать. Вот так, — бабулечка привела наглядный пример.

Расстроившись ещё больше, заревела в два раза сильнее, попутно пытаясь излить свои чувства совершенно незнакомому человеку.

— Я не хотела, а он… врет… и подарки эти…

— Что? Говори внятнее, я же старая. Слух уже не тот, — подалась вперёд старушка.

— Говорю, — хлюпнув, попыталась выровнять голос. — Я люблю его.

Вот так. Я впервые произнесла эти слова вслух. Стоило мне сказать, как слёзы высохли. Я замерла, не веря в то, что признала.

— Любишь? Да кого же? — вопросила ничего не понимающая старушка.

— Лукьяна, кажется, — нахмурившись, ответила честно.

— Кого-кого? Вот это имя заморское! Давно таких не слышала, — подивилась та, кого звали Серафимой.

— Извините, мне, кажется, теперь точно пора, — настигнутая озарением, я подскочила с места и собиралась было уже покинуть гостеприимную квартиру бабулечки, но тут же вернулась и присела обратно. — А у Вас, случайно, не найдётся какого-нибудь прочного пакета?