Читать книгу - "Гадание при свечах - Анна Берсенева"

Женя снился ей каждую ночь, и Марина уже не знала даже, сны ли это. Она ждала этих снов, она мечтала о них, но к утру чувствовала себя после них такой разбитой, что не могла оторвать голову от подушки. Ничего не изменилось в ней по отношению к нему, он оставался ее единственным, она по-прежнему тонула в его глазах с ясными лучиками – в любимых, давно ей предначертанных глазах…

Однажды он приснился ей в комнате – наверное, в родительском доме. Марина видела все так ясно, как будто сама сидела рядом с ним. Письменный стол с изрезанной перочинным ножичком столешницей, глобус, большие песочные часы, которые Женя то и дело переворачивал во время разговора. Он был не один – рядом с ним сидела Наталья Андреевна, Наташа Спешнева, и Марине хотелось плакать, когда она видела, какое мгновенное торжество мелькает в ее красивых темных глазах…

Но даже после этих снов надо было вставать и ехать на Кутузовский, в студию госпожи Иветты. Марина больше не принимала людей на Полярной. Иветта прекратила это сразу после того, как во время первого своего приема на Кутузовском Марина нашла пропавшие из сейфа документы.

– Хватит, дорогая, – сказала она. – Незачем тебе тратить силы на глупых баб, с твоими-то способностями. Я все равно собиралась закрывать эту келью медведковскую. Сколько можно!

Иветта смотрела на нее как будто бы насмешливо, но в глазах ее мелькала настороженность. Марина открыла было рот, чтобы сказать наконец, что хочет прекратить не только медведковские приемы, но и вообще все, но что-то не позволило ей произнести ни слова. Ей показалось, будто губы у нее онемели… Иветта продолжала внимательно смотреть на нее, потом удовлетворенно улыбнулась.

– Ну вот и прекрасно, – сказала она. – Я рада, что ты познакомишься со многими интересными и влиятельными людьми. И знаешь, – синие глаза ее стали шире и как будто темнее, – скоро ты сама поймешь, что такое настоящее влияние…

Марина сидела у стола в магической студии и остановившимся взглядом смотрела на сапфирового цвета пирамиду, стоявшую перед нею. Первый посетитель почему-то опаздывал, и она рада была этому. Утро сегодня было пасмурным, и настроение таким же, как это утро.

– Вы одна, Марина? – услышала она вдруг и даже вздрогнула от неожиданности.

В студию заглянул Глеб. На правах своего человека в доме госпожи Иветты он заходил сюда часто. Марина и сама не знала, рада ли она его посещениям, хочется ли ей видеть его. Впрочем, так она относилась ко многим людям, с которыми мимоходом сводила ее жизнь: когда они были рядом, она чувствовала к ним расположение, но их уход не вызывал у нее ни сожаления, ни желания их удержать.

После смерти отца и бабушки Женя был единственным человеком, которого ей хотелось удержать в своей жизни. И это ей не удалось…

– Скучаете, Мариночка? – спросил Глеб, входя в студию. – Иветта просила передать, первого посетителя сегодня не будет, он звонил. Так что целый час у нас в распоряжении!

– У нас? – переспросила Марина.

Приход Глеба вывел ее из странного, заторможенного состояния, и она смотрела на него почти с благодарностью.

– Конечно! Вы ведь не будете возражать, если я использую этот час в своекорыстных целях – поработаю над вашим портретом.

Не дожидаясь Марининого ответа, он развернул стоящий у стены мольберт, тут же достал палитру, краски. Глеб писал ее портрет почти месяц, используя для этого каждую Маринину свободную минуту. Впервые увидев, что возникает на холсте, Марина улыбнулась.

– По-моему, Глеб, – сказала она, – вы вполне можете работать в мое отсутствие. Не вижу особенного сходства.

– Ну, Мариночка, не думал, что вы такая реалистка, – протянул Глеб. – Какого сходства вы хотите? Конечно, я могу взять фотоаппарат и завтра принести вам снимки. Но зачем? Мне важнее уловить, в чем состоит ваше магическое обаяние…

Марина вовсе не думала, что портрет должен напоминать фотографию, но она не стала оправдываться перед Глебом. Она еще в детстве поняла, что картина не должна быть похожа на реальность – вернее, должна быть похожа, но как-то иначе, чем видит глаз. Она привыкла разглядывать китайские миниатюры, на которых каждая фигурка казалась странной, но все вместе они создавали особый, живой мир.

Этого-то и не умел художник Глеб. Но что толку говорить? Пусть думает, что она просто не видит портретного сходства… С холста смотрела на Марину красивая девушка с огромными, тщательно прописанными глазами. Глаза менялись после каждого сеанса: Глеб никак не мог найти нужный цвет. Волосы у этой девушки были изображены в виде двух рук, сомкнутых под подбородком.

– Я сегодня работал всю ночь, – рассказывал Глеб, смешивая краски. – И я понял главное, Марина!

– Что же главное? – улыбнулась она.

– Вы бы лучше спросили, как я это понял! Путем медитации… Работал часов пять, сначала просто рисовал, а потом пришло такое состояние… Третий глаз открылся! Показалось, что я уже внутри картины – то есть внутри вашего портрета – и все могу в нем делать, даже к волосам прикоснуться… В общем, теперь я знаю, в чем дело. Посидите спокойно, очень вас прошу!

Марина слушала Глеба и видела, что ему, в общем-то, не до нее – настолько он погружен в собственный мир. И что это за мир, не призрак ли? Но, в конце концов, что ей за дело до третьего глаза художника Глеба? Пусть работает, раз он думает, будто понял что-то во время ночной медитации. Еще один человек задевает ее жизнь, ничего в ней не меняя…

– На портрете у вас должно быть по меньшей мере четыре глаза, понимаете? – говорил Глеб, и кисть мелькала в его руках. – Это-то и создаст нужное ощущение – того, что глаза меняются каждую минуту. И передаст вашу необычность…

Час пролетел незаметно, в молчании, которое Марина нарушила первой.

– Сейчас придут, Глеб, – сказала она. – Вам пора заканчивать.

Тот отвел взгляд от мольберта, посмотрел на нее туманными глазами.

– А вы даже не посмотрите, что получилось? – спросил он.

«Зачем мне это?» – едва не вырвалось у Марины.

Но вслух она произнесла, чтобы не обидеть его:

– Посмотрю, конечно, только потом. А сейчас мне ведь тоже надо настроиться на то, что я буду делать.

Глеб нехотя собрал краски, снова повернул мольберт к стене.

– Я завтра опять приду, – сказал он. – Как только вы работу закончите.

– Приходите, – пожала плечами Марина. – Вы мне не мешаете, Глеб.

Она смотрела, как закрывается за ним дверь, слушала, как он спускается по лесенке.

«Сколько их еще будет в моей жизни? – с тоской подумала она. – Сколько их будет – людей, которые ничего для меня не значат?»

А в это время еще двое таких людей уже входили в студию, и, вздохнув, Марина поздоровалась со входящими.

– Вы вдвоем? – спросила она. – По-моему, записан один посетитель.

– Это я! – тут же откликнулся первый из них. – А Алексей Васильевич так, посмотреть только.