Читать книгу - "Снова любить... - Сара Оклер"

Из колонок донесся очередной припев, и я запела громче: «Кей-си Джонс, не гони-и-и…» С заднего сиденья доносился смех Фрэнки. Мэтт улыбался, украдкой поглаживая мое колено. Полуденное солнце живописно освещало пыльную дорогу.

Вместе навсегда. Счастливые. Живые. Неразлучные друзья. И впереди – все самое интересное. А потом мороженое вдруг вылетело у меня из рук и приземлилось на приборную панель.

Резкий поворот. Крики. Удар. Звон разбитого стекла. Визг тормозов. И фраза про Кейси Джонса, застрявшая на повторе. «Не гони… не гони… не гони-и-и-и-и-и».

Кто-то сжимал мою руку, пытался успокоить, спрашивал имена родителей и домашний телефон. «Хелен и Карл Райли, – думала я. – Только ничего им не говорите».

Машина скорой помощи. Врачи. Носилки.

Чей-то крик: «Я его вытащил. Спасайте девочек!»

– Слышишь меня? Можешь пошевелить ногами?

– Господи, как же вам повезло!

Мы сидели в вестибюле больницы. Я прижималась к папиной груди, а он гладил меня по волосам и напевал что-нибудь из «Битлз», как когда-то в детстве, когда я боялась чудовищ. Голова болела, колено было перевязано, а запястье надежно зафиксировано и закреплено бинтом. Фрэнки сидела напротив, подтянув колени к груди. Ее губы распухли, а из левой брови паучьими лапками торчали черные нитки – восемь швов. Она почти не двигалась, только постоянно поглаживала браслет с осколком красного стекла – подарок Мэтта. Я прикрыла глаза, спасаясь от слепящих флуоресцентных ламп, и стала думать о своем желании на день рождения. Вот бы его изменить, отмотать время назад, начать все заново. Я была готова пожертвовать тем поцелуем на кухне, с которого все началось, лишь бы произошло чудо.

Я вспоминала запах Мэтта – сигареты, марципан и глазурь, – его любимые книги, разбросанные по комнате, и все никак не могла выбросить из головы слова врача. Мэтт не был плохим водителем. Все дело в сердце и в маленьком отверстии между его камерами. Крошечный дефект, который никак себя не проявлял целых семнадцать лет, до сегодняшнего дня и той поездки из Custard’s Last Stand домой. Врач, конечно, использовал какие-то медицинские термины, передавая дяде Реду пакет с вещами сына (часы, бумажник, футболку с логотипом Syracuse Orangemen^[1]), но я-то знала, в чем дело. Я поняла это, как только дядя Ред начал кричать, а тетя Джейн упала в объятия моей мамы, как только вошел священник и посмотрел с привычным состраданием, а уголки его губ опустились.

Мэтт… сын дяди Реда и тети Джейн, брат Фрэнки, мой Мэтт умер от разбитого сердца.

И в тот момент все, что имело для меня значение, умерло вместе с ним. Я словно погрузилась глубоко под воду: все вокруг двигалось будто в замедленной съемке. Я не различала звуков, не понимала, что происходит, ничего не чувствовала и ни на что не реагировала. И если бы в то мгновение случился конец света, мне было бы все равно. В какой-то мере это и был конец света.

Кажется, Ред, Джейн и Фрэнки пошли попрощаться с Мэттом, но я ничего не помню. Мама и папа вроде звонили родственникам и друзьям, договаривались о похоронах, но это стерлось из моей памяти. Снующие медсестры, соболезнования, документы на донорство органов, пластиковые стаканчики с холодным кофе… вместо происходящего – черное пятно. Все казалось бессмысленным.

Я даже не помнила, как оказалась дома. Еще минуту назад я дрейфовала глубоко под водой, на жестком больничном стуле, а потом вдруг очнулась в своей комнате, в постели. Снизу доносились приглушенные голоса родителей и бесконечные трели телефона.

Наверное, в какой-то момент я уснула и увидела Мэтта. Он протягивал мне ожерелье с голубым стеклом и браслет Фрэнки.

– Мы должны о ней заботиться, понимаешь, – сказал он. – Я сам все расскажу. По-другому нельзя.

Мэтт улыбнулся мне. А я пообещала защитить Фрэнки любой ценой. Поклялась, что унесу наш секрет с собой в могилу. Чего бы мне это ни стоило.