Читать книгу - "Право на эшафот - Бронислава Антоновна Вонсович"

— Давай ослабим, — выдохнула я.

Выдохи у меня получались куда легче вдохов, поэтому выдыхалось больше, чем вдыхалось. Следовательно, скоро наступит нехватка кислорода и я бухнусь в обморок там, где буду стоять. Конечно, я не почувствую, когда меня будут лишать жизни, но я хотела бы пробыть в сознании до последнего мига.

— Нельзя, — поджала губы Эсперанса. — Вы сегодня должны быть самой красивой. Боженьки, — она всхлипнула, — что же это делается? Вам бы жить и жить… Зачем вам понадобилось травить Его Величество?

— Я не травила.

— Ваша Светлость…

Она укоризненно покачала головой и принялась натягивать и расправлять на мне платье. Нежно-голубое с вышивкой золотом и жемчугом. Жемчуг был точно настоящий, а в отношении золота я не была уверена. Эстефания о таких тонкостях не задумывалась, её нарядами занималась тётя. Та самая, которую сослали в монастырь. А мне, наверное, без разницы. Если бы был шанс сбежать, вышивку можно было бы спороть и продать. Жемчуг так точно. Да ведь на мне целое состояние!

Эсперанса закончила меня одевать, оглядела и неожиданно расплакалась, горько, с подываваниями и размазыванием слёз по лицу. Она любила свою хозяйку и ей было больно её терять.

— Я ещё не умерла, — напомнила я. — Не оплакивай меня раньше времени.

— Вы как ваш батюшка, Ваша Светлость, — она шмыгнула носом. — Того тоже ничем было не пробить, достойный был человек. Он бы вами гордился.

— Тем, что я отравила короля?

— Тем, как вы держитесь.

Меня держало чувство нереальности происходящего и надежда на то, что мой ангел-хранитель, отлучившийся на время аварии, сейчас непременно реабилитируется. Не могу же я так глупо умереть? Я всю жизнь была удачливой особой. До того времени, как связалась с Максом. Видно, мне предоставили выбор: либо удачливость, либо Макс. Я явно выбрала не то. Но сейчас-то я бы не ошиблась.

Уверена, именно ангел-хранитель должен помочь сбежать по дороге. Воображение услужливо показывало закрытую карету, в полу которой я прожигаю дыру имеющимся в памяти гладящим заклинанием. Другого ничего подходящего не находилось, сколько я не рылась в голове, а это можно усилить и… Мысли о том, что карета будет защищена магически, я от себя отгоняла. В конце концов, это задача ангела-хранителя — подстроить возможность бежать, а уж я-то ей не премину воспользоваться. Не мог же он допустить, чтобы я не смогла проковырять дырку в днище кареты?

Как оказалось, мог. Потому что карета для государственных преступников была не предусмотрена, а предусмотрена повозка с клеткой, на которой сразу, как меня туда завели, заискрились голубоватые огоньки магии. Да еще и охрана ко всему этому великолепию прилагалась: четвёрка на конях и двое в повозке, по обе стороны от меня. Причём последние глаз с меня не сводили, словно я была не хрупкой девушкой, а злостным бандитом, готовым выломать прутья клетки голыми руками и придушить тех, кто захочет препятствовать побегу. В таких условиях пол прожигать сложновато, а уж о том, чтобы через прожжённую дырку сбежать — и речи не было.

Пришлось делать вид, что я ничего и не планировала и всю дорогу простоять, потому что сиденья не было, а садиться на солому, которой было устелено дно повозки… Это было слишком унизительно даже для меня, а уж герцогское достоинство унижать точно не стоило. В конце концов, суть обмена — дать мне возможность быстро и почти безболезненно умереть. Герцогиня Эрилейская свою часть сделки выполнила, и её честь не должна была пострадать из-за того, что внезапно жизнь для меня оказалась куда привлекательней смерти.

А жизнь вокруг била ключом, и если это биение отличалось от того, к которому я привыкла, то не людьми и даже не манерой их разговора, а только одеждой. Одежда была непривычной, но прекрасно подходила и яркому солнечному дню, и чистеньким городским улицам с разноцветными домиками. Никакой вони, которая, по мнению учёных-историков, сопутствовала нашему Средневековью и должна была сшибать меня с ног, я не чувствовала. Пахло цветами и летней пылью, жаркой и вездесущей. Ехали мы медленно, но вряд ли для того, чтобы я могла насладиться картинами городской жизни, скорее, чтобы все, кто хотел, увидели преступницу и поняли, что наказание неотвратимо даже для высших сословий.

— Эй красотка, я помолюсь за тебя! Лови!

Я вздрогнула, когда ко мне влетел цветок — пышная роза на толстенном стебле почти без колючек. Охрана тут же огрела кнутом нахала, длинноволосого чернявого парня, но я уже поймала его подарок и теперь с жадным любопытством рассматривала. Роза была сочного красного цвета и запах распространяла такой же сочный, густой, дурманящий. Неожиданно в голову пришла мысль, что она может быть последним подаренным мне цветком, остальные — только на могилку на кладбище. Я нашла взглядом в толпе парня, бросившего розу, и улыбнулась.

— От, лыбится, стерва. И чего лыбится-то? Молитвы читать нужно, ко встрече с Двуединым готовиться, — неприязненно заворчала какая-то бабка. — А не заигрывать с мужиками.

— Так, может, невиновна она, — сказала какая-то добросердечная горожанка. — Такая молоденькая…

— По ейной роже видать, что виновна, — убеждённо прогундосила бабка. — И что, что молоденькая? Они с рождения порченые. Таких давить в колыбели нужно, чтобы королей не травили.

А ведь Эстефания короля не травила. Всего-навсего подлила приворотного зелья, купленного у придворного мага, к которому направила её старшая фрейлина. Ненавязчиво этак направила, намёками, что Его Величество будет куда податливей к просьбам той, в кого влюблён. А чтобы Бласкес продал нужное зелье, пришлось дать магическую клятву, что никому не расскажет ни у кого куплено, ни что за зелье, ни кто направил к придворному магу. Обезопасил, сволочь, себя и свою сообщницу. Интересно, если бы король отравился, они бы поняли, что заигрались или это и было их целью? Но король не отравился, у него сработал артефакт, и получилось, что Эстефания сама оплатила собственную смерть. Недёшево, между прочим, нынче обходятся смерти герцогинь, так что придворный маг на ней ещё и заработал. Впрочем, обогащение точно не было его конечной целью.

Но что было? В придворных играх Эстефания не то что была не сильна, она в них вовсе не разбиралась. Из тех разрозненных кусков, что мне удавалось вытащить из памяти, ничего связного не собиралось. Обидно умереть вот так, даже непонятно за что. Зато