Читать книгу - "Девушка в белом кимоно - Ана Джонс"

Я чуть заметно кланяюсь ей в благодарность за вмешательство. Пока война не разрушила папин торговый бизнес, он был настоящим императором в мире импорта и экспорта и в нашем доме было много слуг, включая садовников. Сейчас же нам приходится справляться самим. Да и в остальных сферах жизни мы именно справляемся, как и все остальные в это время. Поэтому предложение использовать сад означало, что нам придется хорошенько поработать, чтобы все подготовить к этой встрече. Мамина идея с садом как местом приема нежеланного визитера Хаджиме в один момент положила конец всем спорам. На время.

Окаасан знает, что сейчас стоит па кону. Наверное, все, что у нас есть.

Отец Сатоши, влиятельный закупщик для «Тошибы», был одним из самых важных клиентов отца. И их деловые отношения делали меня привлекательной приманкой. Если Сатоши па меня клюнет, то наша семья будет в выигрыше, который придет им в виде постоянных денежных вливаний, что очень не лишне.

И у меня остается только один выход.

Завтра Хаджиме должен быть безукоризненным, чтобы после знакомства его сочли достойным кандидатом, а Сатоши должен найти меня неподходящей партией, чтобы обратить свое внимание на кого-нибудь другого. Тогда его семья сохранит свое лицо, а моей не придется расплачиваться за последствия этого выбора. Достояние моей семьи будет расти только нашими усилиями, а я выйду замуж по любви.

Таков был мой план.

В противостоянии воды и камня вода неизменно побеждает. Раз уж убеждения моей семьи тверды, словно камень, я должна уподобиться воде, чтобы добиться своего.

Окаасан, я сегодня буду поздно, — говорю я, стараясь не замечать, как у меня сжимается сердце. — Раз уж я пропускаю следующие пару занятий по традиционному танцу, мне надо остаться с Кико после школы, чтобы порепетировать.

Я лгу лишь наполовину. Я действительно собираюсь репетировать, по вместо репетиции танца с Кико я буду репетировать церемонию знакомства с Хаджиме.

В комнату вбегает Кендзи, мой младший брат, и со стуком падает на напольную подушку возле стола, заставляя бабушку вздрогнуть, а посуду на столе — тихо звякнуть. Ему всего девять лет, и он очень хорошенький, чем бесстыдно пользуется. За ясные глаза, обрамленные длинными ресницами, ему прощается практически все, даже плохие манеры.

Я бросаю на него суровый взгляд, а он в ответ показывает мне язык.

Все собрались за столом, и мы говорим «итадаки-масу», что значит «с благодарностью принимаем», но моя голова и после этих слов продолжает оставаться низко склоненной, словно я прошу дополнительных благословений. «Пожалуйста, пусть завтрашняя встреча пройдет идеально, чтобы недостаток влияния семьи Хаджиме не стал позором для нашей семьи и не добавил значимости Сатоши».

Да, я была сама не своя от переживаний, но в сердце моем жила надежда.

* * *

Занятия в школе шли медленно, со скоростью улитки и с большим трудом. Даже сейчас, когда я ждала Хаджиме на станции Таура, минуты тянулись невыносимо долго. Стоило мне сойти с железнодорожной платформы, как солнечные лучи, отражаясь от металлических крыш, принялись слепить мне глаза. Мне приходилось щуриться, чтобы среди людского потока отыскать лицо Хаджиме. Да где же он? Мне не терпелось скорее начать репетицию.

Мимо шли американские военные в форме, жуя что-то на ходу. Хаджиме не допустит подобных ошибок простейшего этикета, потому что мы усердно трудились над его основными правилами, чтобы он мог понравиться моей семье. Есть на ходу нельзя ни в коем случае. Необходимо сесть, чтобы проявить уважение ко времени и труду, потребовавшемуся для того, чтобы посадить и вырастить урожай, собрать его и приготовить блюдо. Американцы, похоже, не замечают или просто не обращают внимания на то, что все вокруг стараются отвести взгляд или прикрыть чем-то глаза, чтобы только не видеть их невоспитанности. Все, кроме Хаджиме. Он проходит прямо между ними.

На нем белая футболка и бежевые брюки. А его прическа — шикарные волосы оттенка чугуна, зачесанные наверх и высоко уложенные, — делает его похожим на Элвиса Пресли или на другую звезду. Может быть, даже на Джеймса Дина. Мы с ним оба просто обожаем все современное. Какая жалость, что я не смогла переодеться и пришла в школьной форме. Ну, зато я успела убрать волосы в высокий хвост, на западный манер.

Когда он подходит ближе, я приветственно машу ему.

Я уже улыбаюсь так, что мне больно щекам. Да, любовь и кашель относятся к вещам, которые невозможно спрятать, потому что их невозможно сдержать.

Мы встречаемся и замираем в неловкости: каждому хочется броситься друг другу в объятия, но мы довольствуемся небольшими поклонами, в результате которых мы чуть не сталкиваемся лбами и смеемся. Хаджиме берет меня за руку, что категорически воспрещается традициями, и быстро уводит меня мимо магазинчиков в узкую боковую аллею.

Я склоняю голову, беспокоясь о том, что мы привлечем к себе осуждающее внимание окружающих.

— Они кружатся над нами, как мотыльки. Хаджиме, нам лучше уйти.

— Ну что же, как и мотыльков, их привлекает твой свет. Пусть смотрят, — улыбается он, демонстрируя тонюсенькую щель между передними зубами. Затем он подается вперед и кричит:

— Привет! Я люблю эту девушку!

— Тише! — я обегаю его, чтобы прижать к стене, и смеюсь. Затем спрашиваю: — Какой свет? — я не перестаю улыбаться, хоть и продолжаю следить за прохожими.

В ответ он поворачивается ко мне и снова берет меня за руку.

— Тот, что льется у тебя из глаз, — сжав мою руку, он берет и вторую. — И из твоего сердца, — и он быстро целует каждую ладонь.

Мои щеки тут же вспыхивают. Теперь я смотрю только на Хаджиме. Он такой проказник, этот мальчишка, но в то же время он — мужчина, и это сочетание делает его неотразимым.

Он наклоняется ко мне, прижимаясь лбом к моему лбу.

— Привет, Сверчок.

— Привет, Хаджиме, — я улыбаюсь еще шире, поражаясь тому, какой смелой становлюсь рядом с ним. Я отваживаюсь нарушать все правила, которым меня учили всю жизнь: проявлять смирение, быть тихой, ставить других превыше себя. Это были хорошие, верные правила, но...

Я опускаю глаза, прерывая его пристальный взгляд. Если я не буду осторожной, то могу запросто утонуть в его глазах. Но он берет мои щеки в ладони и приподнимает мой подбородок.

— Я собираюсь поцеловать тебя прямо здесь, в губы.