Читать книгу - "Бедная Марта - Маурин Ли"

Воксхолл, Ливерпуль

1915 год

Картофель! Что бы она без него делала? Сегодня вечером у них к чаю будет картофель с капустой, поджаренный с крошечным кусочком сала. В Лондоне это блюдо называли «жаркое из овощей». Дети его обожали. Да и вообще, из картофеля можно приготовить такую вкуснятину, что пальчики оближешь, если добавить к нему немножко тертого заплесневелого сыра и овощей, которые совсем не обязательно должны быть свежими. И это при том, что ее любимым блюдом было рагу, тушенное в коричневом соусе, — не то пустое рагу, в котором совсем нет мяса, а приготовленное по всем правилам, с бифштексом с кровью. Вот только она не могла припомнить, когда ела его в последний раз.

Марта Росси, невысокая и такая худенькая, что казалась прозрачной, с целеустремленным выражением на некогда миловидном лице торопливо шагала по Скотланд-роуд. Несмотря на то что позади остались восемь изнурительных часов, проведенных за тяжелой работой в цеху компании «Паруса и мешки Акермана», она считала, что день выдался не таким уж плохим — впереди ее ждал вечер дома и вкусная еда.

На улице было не протолкнуться от пешеходов и колясок. По рельсам с сумасшедшим звоном катились трамваи, а по мостовой измученные лошади устало тащили домой повозки, по большей части пустые, явно ожидая ужина с не меньшим нетерпением, нежели она.

Как и у Марты, у всех встреченных ею людей была бодрая походка, и на их лицах то и дело возникало подобие улыбки. И дело было не только в том, что июньский вечер выдался теплым и солнечным, — просто сегодня была пятница, и завтра многим не нужно было идти на службу, а те, кто все-таки работал, могли рассчитывать на короткий рабочий день. А послезавтра наступало воскресенье, день отдыха, хотя Марта и не помнила, когда она в последний раз отдыхала в воскресенье.

Марта приостановилась на секунду, с восхищением разглядывая женщину на противоположной стороне улицы.

Та была одета в чудесное розовое хлопчатобумажное платье с рюшами на рукавах и расклешенной юбкой, а ее соломенная шляпка была подвязана атласной розовой лентой.

Когда-то и у Марты было такое же платье, — по правде говоря, она сшила его сама, — только синего цвета, а жесткую мужскую шляпу, купленную по случаю распродажи на рынке на Грейт-хомер-стрит, она превратила в женский головной убор, украсив бело-синей лентой.

Марта отвернулась и тут заметила свое отражение в витрине соседнего магазинчика.

— Господи, святая Мария и Иосиф! — ахнула она, с ужасом глядя на то, что предстало ее взору. Она накинула черную шаль, без которой никогда никуда не выходила, разве что по воскресеньям или когда на улице было жарко, как в джунглях, поверх своего коричневого бесформенного одеяния, которое задумывалось как платье, но очертаниями больше походило на мешок из-под картофеля. В этом была определенная ирония, поскольку Марта действительно шила мешки. Она сшивала куски пыльной джутовой мешковины, орудуя трехдюймовой иглой с черной витой ниткой, отчего подушечки пальцев у нее все время были в ссадинах. Платили ей за такую работу два шиллинга в день, а по субботам, естественно, вполовину меньше.

Настроение у Марты испортилось, когда она в очередной раз задумалась о том, как изменилась ее жизнь с тех самых пор, когда Карло располосовал себе запястье. Это случилось десять лет тому назад. После полученной травмы он больше не мог выкладывать мраморную венецианскую мозаику, хотя и считался большим специалистом. Он совсем пал духом, опустился и теперь вылезал из постели только для того, чтобы побродить по центру Ливерпуля, любуясь мозаичными шедеврами на фасадах общественных зданий, выложенных им самим и его соотечественниками-итальянцами.

Каждый день, уходя на работу, Марта оставляла мужу четыре ломтя хлеба с маргарином и монетку в три пенса, чтобы он мог купить себе пирожок с мясом и чашку чая, поскольку обедать вместе с семьей он перестал. По вечерам Карло отправлялся в Маленькую Италию[4], где таскался по барам, выпрашивая бесплатную выпивку, и возвращался домой пьяным настолько, насколько позволяла ему собранная милостыня. Он больше не разговаривал с женой и едва замечал собственных детей.

Марта горестно покачала головой. Ей не хотелось думать о Карло; она предпочитала вспоминать молодость, когда была счастлива. Судьба, однако же, вознамерилась нанести ей еще один удар, на этот раз в виде пяти привлекательных молоденьких девушек, которые шли ей навстречу. Одетые в одинаковые аккуратные белые блузки и черные юбки, сшитые по последней моде, — узкие и чуточку обнажавшие лодыжки, вместо того чтобы чинно опускаться до самой земли, — они являли собой воплощение здоровья и задорного настроения. Сердце замерло у Марты в груди, когда она заметила, что в середине группы вышагивает ее дочь, пожалуй, самая красивая среди девушек. Ее звали Джойс, ей недавно исполнилось восемнадцать, и она была самой старшей. Вместе с несколькими девушками она снимала комнату неподалеку от того места, где строился протестантский собор. Все они работали во «Фредерике и Хьюзе», большом универмаге на Ганновер-стрит.

Марта торопливо опустила глаза, когда девушки, весело щебеча и возбужденно жестикулируя, прошествовали мимо. Она не знала, заметила ее Джойс или нет. Во всяком случае, дочь не подала виду, что видела ее. В конце концов, девочка ушла из дому в поисках лучшей жизни, а еще потому, что стыдилась своих родных. Марта, со своей шалью и платьем, больше похожим на старый пыльный мешок, потрепанным платком на голове, разваливающимися на ходу башмаками и омерзительным запахом, исходящим от нее, отнюдь не испытывала никакого желания признаваться в том, что приходится матерью этой очаровательной девушке. Бедная Джойс не переживет этого. Правда, Джойс не забывала о своей семье и время от времени забегала проведать их.

Марта вновь вернулась к мыслям о предстоящем вечере. Картофель и капусту она сварила еще вчера, так что теперь ей оставалось лишь разогреть их, перемешать и слегка поджарить. При одной только мысли об этом в животе у нее заурчало; она буквально умирала от голода. После ужина, убрав со стола и вымыв посуду, она выйдет на крыльцо и присоединится к другим женщинам, живущим в Кингз-корт, чтобы поболтать и даже спеть. Можно было надеяться, что к ним на огонек заглянет Джимми Галлахер со своей губной гармошкой. А потом они постараются наскрести ему пару монеток на кружку пива. Бедолага потерял зрение на войне или еще где-то, так что найти работу ему не удавалось.

А потом настанет время ложиться спать и очередной день закончится. Интересно, сумеет ли она сохранить до того момента приподнятое настроение, навеянное мыслями о счастливом прошлом?

Когда Марта вернулась домой, Лили и Джорджи валялись на кушетке, перебросив ноги через спинку. Если бы мебель была получше, Марта непременно отшлепала бы детей по голым лодыжкам. Но при взгляде на них ее сердце преисполнилось гордостью, и она лишь ласково погладила их по головам.