Читать книгу - "Спаси меня, мой талисман! - Наталья Шатрова"

Белава старалась сдержать рыдания, но дрожь в теле выдавала ее состояние. Осмотр казался ей унизительным. Мужчина мял груди, бедра и ягодицы, и даже сквозь плотное полотно рубахи она ощущала шершавость ладоней, ползающих по ее телу. После родов тело Белавы не потеряло прежней формы, и только полные налитые груди выдавали в ней кормящую мать. Прикосновение к ним грубых рук отзывалось нестерпимой болью.

Недвига внешне сохраняла спокойствие, давно научившись, когда надо, не проявлять своих чувств. И на том спасибо, что догола раздеться не заставили, хотя и так ей было омерзительно и неприятно.

Наконец поставщик наложниц обернулся к наблюдавшему за ним хозяину.

– Женщины привлекательны. Тела их еще молоды и упруги. Приобрести таких наложниц было бы заманчиво, но возраст старшей настораживает. Красота вскоре поблекнет, и мой господин быстро пресытится ею. Покупать же наложницу на одну ночь – бросать монеты на ветер.

– А вторая?

– Беловолосая – кормящая мать. Боюсь, в гареме ребенку не место. Я не живодер, чтобы разлучать их.

– Я ведь не говорил тебе, что продаю именно для гарема, – обиделся мытник. – Они – простые рабыни и будут делать все, что прикажут, работать там, где надо.

– Покупать слуг не входит в мои обязанности. Если ты так незаслуженно дешево их ценишь, к чему такая скрытность? Выставь их на рынке или продай в женский притон. Я слышал, там нуждаются в любых девицах.

Покупатель откланялся и удалился.

Заккай, вернув Белаве ребенка, подтолкнул рабынь к двери.

Недвига давно уже хотела поговорить с хозяином о Белаве. Сейчас ей показалось, что такая возможность представилась. Она уже неплохо знала хазарский язык и могла сносно общаться на нем.

– Господин, не продавай Белаву. Она знаменитая целительница, лечит многие болезни. Полон уравнял ее с другими рабынями, но мастерство свое она не потеряла. Тебе, господин, Белава не помешает в доме. Она могла бы лечить слуг и соседей, принося немалый доход, больший, чем ты выручишь за ее продажу.

Никому не смогла бы объяснить Недвига, что заставляло ее беспокоиться о падчерице, всегда казавшейся ей неким неземным существом, далеким от повседневной жизни, ушедшим в себя и в свои травы. Даже сейчас, после ухода покупателя, вздохнув свободно, Белава торопилась покинуть хозяйские комнаты, чтобы в тишине и покое насладиться общением с дочерью, вовсе не думая о том, что завтра придет другой человек, купит ее и эта мирная жизнь может быть нарушена. А если хозяин надумает продать их в женский притон? Да Белава, возможно, и не подозревает о существовании таких злачных мест.

Недвига не задумывалась о том, что ее это тоже касается, что ей тоже придется несладко, почему-то подсознательно чувствуя, что может прижиться где угодно, в любом месте. Ощущая свое старшинство и опытность, она взяла ответственность заботиться о непрактичной падчерице, так и не сумевшей усвоить, что рабыня не имеет права на личную жизнь.

Недвига никогда не желала падчерице зла, что бы та о ней раньше ни думала, и даже отстаивала ее девичью свободу перед упрямым мужем-северянином, уговаривая его не выдавать дочь замуж за старика. Но муж был непреклонен, оправдывая свои действия тем, что вторая дочь на выданье, а женихи от их дома шарахаются как от чумного. Разумеется, он по северянским обычаям был прав: женщине в любом случае лучше быть замужем, пусть и за стариком, чем оставаться в старых девах.

Мытник выслушал, не перебивая. Он не все понял из страстной речи с неправильным подбором хазарских слов, но суть уловил и с нескрываемым интересом воззрился на Белаву, по-новому оценивая ее.

Белава же вообще плохо понимала происходящее, но чувствовала, что речь идет о ней. Недвига заставляла ее учить хазарский язык, и она уже знала несколько слов, позволяющих примитивно общаться с другими рабами, но до совершенства ей было далеко.

– Ты правда умеешь лечить людей? – услышала она вопрос мытника, заданный по-славянски.

Рабыни открыли от изумления рот. Заккай усмехнулся: его хозяин не раз удивлял людей знанием многих языков. Крепость Саркел была построена как надежный оплот против грозных соседей: угров и славян. В последнее время появились еще и печенеги, упорно теснившие угров на Доне и хазар на Итиле.

Мытник освоил языки всех ближайших народов. Ему, занимавшему ответственный пост на рынке, языки были необходимы для общения с торговцами. Но Заккай никогда не догадался бы, что мытнику просто нравилось учиться, познавать неизведанное, с таким же упорством он изучал религиозные книги, с удовольствием слушал торговцев, рассказывающих о странах, где они бывали, и занимался подсчетом доходов, идущих в казну или остающихся у него на руках. Мытник никогда не останавливался на достигнутом, добывая свои знания с героизмом первопроходца.

Белава, быстро оправившись от удивления, гордо выпрямилась и с достоинством ответила:

– Да, господин, я знаю многие травы и умею применять их для лечения недугов и хворей.

Мытник в упор смотрел на светловолосую славянку маленькими черными глазками, утонувшими в жирных складках щек. На первый взгляд она ничем особым не выделялась. Раньше он ее не замечал, как не замечал всех других рабов, потому что видел в них низших существ, ходящих на двух ногах и призванных служить ему. Мытник не задумывался, что каждый раб когда-то, возможно, был свободным и что он может чувствовать, радоваться и печалиться, переживать и мучиться так же, как и он сам.

Теперь, наблюдая за Белавой, он вдруг заметил в ней что-то особенное, свойственное только людям. Совсем недавно она чуть ли не падала в обморок от рук покупателя, а тут, гляди-ка, твердо отвечает на вопрос, бесстрашно глядит ему в глаза.

Но больше всего мытника смутило какое-то небывалое притяжение, ею излучаемое. Перед ним стоял не просто человек, а женщина – прекрасная, необычная и соблазнительная. А ведь его никогда не волновали рабыни. Даже моясь в бане, он не обращал внимания на прелести банщиц-невольниц, усердно растирающих его жирное тело. Самая красивая из банщиц воспринималась мытником как мочалка с руками, не более.

Мытник, рожденный в хазарской семье, принявшей иудаизм, неуклонно следовал религиозным предписаниям. Он относился к женщинам как к матерям и источникам деторождения. Его жена детей не имела, но он ни разу не усомнился в ее святости. Иудаизм разрешал развод, но мытник даже не помышлял о нем, уважая древний род жены, возможно, берущий начало еще с Моисеева исхода из Египта. Ее родные были теми первыми мудрецами, которые пришли по зову Обадия объяснять хазарскому народу Священное Писание – Тору.

Впервые за сорок лет праведной жизни многовековые устои пошатнулись в душе мужчины. Он не мог отвести взгляда от женских глаз, втягивающих его в темный омут зрачков. Тревожное предчувствие обволакивало его, как холодная мрачная вода, сковывая движение и мысли. Здравый рассудок требовал продать знахарку – за нее можно выручить большие деньги, – но душа противилась.

– Хорошо, я подумаю, что делать с тобою. – Мытник с ужасом понял, что полностью запутался в своих ощущениях, желаниях и помыслах и разговаривает с Белавой как с равной себе.