Читать книгу - "Когда приходит любовь - Мариса де лос Сантос"

И Тео меня простил.

Он улыбнулся, хотя в глазах его все еще стояла боль — дело моих рук, — и сказал:

— Тебе сейчас трудно. Мне бы хотелось, чтобы тебе жилось полегче. Ты мне больше нравишься счастливой. — Улыбка стала шире. — Тебе идет быть счастливой.

— Ты прав, — согласилась я, и мы рассмеялись.

Тео не ошибся и насчет Клэр. За ее смелость пришлось платить. Я проснулась от звука рыданий.

Я села и принялась круговыми движениями массировать ей спину, меня это всегда успокаивало. Через некоторое время она положила голову мне на колени и сказала:

— Я хочу к мамочке.

Я раздумывала над этими словами, понимая, что смысл их куда глубже, чем может показаться на первый взгляд. Они означали то, что означали, но были и отчаянной мольбой о сочувствии. Солдаты после битвы, заключенные, приговоренные к смерти, исследователи, затерявшиеся в пустыне, джунглях, на горных вершинах, все, кто болен или просто устал и растерялся, все мы хотим к своей мамочке. Я подумала о своей маме — прямая спина, всегда улыбается, всегда под рукой салфетки, лейкопластырь, губная помада, аспирин, оптимизм и поддержка. Матери — как они все выдерживают такую нагрузку? Я поежилась.

Клэр хотела, чтобы ее мать была с ней, чтобы мать утешила ее, потому что она потеряла мать. Временно, даст Бог, временно.

— Я знаю, — сказала я.

— Она может вернуться домой на Рождество, — сказала Клэр. — Она не захочет провести Рождество без меня.

Нет, конечно же, нет. Я была в этом уверена. Я посмотрела на профиль Клэр на моих коленях; в темноте получилось разобрать только линию подбородка и полукруг брови над широко распахнутым глазом. «Дочь Вивианы», — подумала я. Наверняка Вивиана обожала это лицо.

— Хочешь поехать домой? — спросила я.

Клэр кивнула. Несмотря на теплое покрывало, она вся тряслась.

— Тогда мы поедем, — сказала я.

Итак, я готовила рождественский ужин вместе с мужем моей сестры (да благословит его Господь!) в кухне пропавшей бывшей жены моего друга, который, возможно, скоро станет бывшим другом. Кухня по размеру и оборудованию не уступала ресторанной. Тем временем мой друг (или будущий жених, хотя я была уверена, что до этого не дойдет) со своей практически брошенной и до последнего времени мне неизвестной дочерью украшали мою елку в гостиной (интерьер прямиком из журнала «Филадельфия стори») бывшей жены. И если вы с трудом поняли данный абзац, только представьте себе, что было в реальности.

Когда чернильно-темное небо за окном моей спальни в какой-то момент посветлело, я разбудила Тео. Он отбросил отросшие волосы с глаз, пару раз моргнул и начал снимать украшения с моей рождественской елки.

— Ей ведь захочется елку, как ты думаешь? — спросил он.

Клэр уже оделась и собирала свои вещи в спальне. Она была в настоящем рождественском настроении — сияющие глаза, разрумянившиеся щеки, — она даже напевала в предвкушении поездки. Такая перемена обеспокоила бы меня, будь у меня время в ней разобраться. Но я торопливо укладывала индейку, пироги (на этот раз я схитрила и купила готовые пироги), сковородки с кукурузным хлебом для начинки индейки, свежую зелень, картошку, сливки и масло и еще массу вещей в пакеты и картонные коробки, принесенные из подвала моего дома.

Уже наполовину собравшись, я вспомнила, что нужно позвонить Мартину, который после паузы ответил на мое развеселое заявление о перемене планов и последующее объяснение, в чем эти перемены заключались, довольно резко:

— Должен сказать, Корнелия, что это довольно нелепая идея.

Услышав это, я перестала укладываться, поставила на пол пакет с зеленой фасолью, который держала в руках, и вышла с телефоном в коридор, чтобы дочь Мартина не услышала, как я напоминаю ее отцу об отцовской ответственности перед морально травмированными детьми. Если есть хоть какая-то возможность выполнить их просьбы, это следует сделать.

Я понимала, что в конечном итоге Клэр может пострадать, что ее мать почти наверняка не появится в тот момент, когда нож для резки индейки будет поднят и в нем отразятся горящие свечи. Но я также знала, что Клэр хочет домой. Я понимала, что она считает неправильным — не быть дома на Рождество. И еще я знала, что Клэр, совсем еще ребенок, на самом деле не верит, что ее мама появится. Она только надеется, надежда эта хрупкая. Прозрачное облачко надежды. Я это знаю, потому что мудрая, но еще и потому, что перед тем как пойти будить Тео, Клэр взяла меня за руку и сказала:

— Ты не волнуйся, я знаю, что она, вероятно, не придет.

Я собиралась сказать все это Мартину, чтобы он не беспокоился о Клэр, и услышала:

— Когда я позавчера забирал Клэр, я побывал в этом доме впервые за семь лет. Мне неуютно будет там на Рождество. — Затем он смягчился. — Ты ведь понимаешь, не так ли, Корнелия? — Я понимала. Я слишком хорошо его понимала. Я понимала, что мои страхи относительно Клэр правомерны, потому что он вообще о Клэр не думал. Я записала этот грустный факт в мой мысленный реестр под заголовком: «Почему не стоит выходить замуж за Мартина». Список с каждым днем становился все длиннее, и я поклялась, что разберусь с ним позже, когда у меня будет время для размышлений, после того как я загружу машину Тео продуктами на Рождество и привяжу к крыше елку.

— Мартин, мы туда едем. Ты можешь поехать с нами, — предложила я, стараясь говорить ровно. — Или можешь не ехать.

— Понятно, — сказал Мартин, и вопреки моим ожиданиям он вроде бы не злился. Такая уж у него была хорошая черта, он был вежлив и спокоен, когда другие на его месте бы бесились. Стоило вам усомниться в нем как хорошем человеке, он тут же доказывал вам, что это вовсе не так. — Ты извини, я не знал, что это так важно. Дай мне пятнадцать минут.

Несмотря на все препирания, Рождество прошло лучше, чем можно было ожидать.

Благодаря Макс в доме было идеально чисто, к тому же там было очень мало следов пребывания женщины, крутящейся в своем собственном странном мире. Здесь жила отчаявшаяся девочка, которая делала все, чтобы сохранить видимость обычной жизни. Было несколько признаков, довольно болезненных. Тео молча повел меня в кладовку и показал аккуратно выстроившиеся ряды банок с зеленым горошком, морковью и куриным супом и три полки с коробками консервированного молока. Позднее я нашла в кухне квитанцию, прикрепленную к холодильнику. Клэр заказала продукты и заплатила кредитной карточкой. Смотреть на кладовку было больно. Поражало не сходство с бомбоубежищем, а огромное количество продуктов. Я закрыла рот ладонью, глаза мои наполнились слезами, когда я представила себе мою маленькую девочку (я уже так думала о ней, ничего не могла с собой поделать), оставленную одну на несколько месяцев одиночества и тайн.

Когда я помогала Клэр отнести вещи в ее спальню, я не хотела подглядывать, но когда она ушла, я задержалась и увидела еще одну доску объявлений, к которой было приколото еще одно свидетельство одинокой жизни в страхе.