Читать книгу - "Свободная любовь. Очарование греха - Якоб Вассерман"

Когда Гудштикер пришел после своего возвращения к Ренате, он много рассказывал ей о своей родине, о том восторге и поклонении, с какими его там встречали.

— Это наконец надоело мне, и я едва дождался отъезда.

— Можно ли быть таким пессимистом!

— Да, весна на меня во всех отношениях действует скверно. Я чувствую себя так, как будто у меня в костях свинец. Скажите, Рената, можете ли хоть вы немножко выносить меня?

— О да, — сказала она с нерешительной улыбкой.

— Значит, мы с вами заключим дружеский союз?

— Но ведь мы и без того уже друзья.

— Конечно. Но представьте себе, я испытываю безумное желание получить от вас дружеский поцелуй.

— Нет, этого не надо, — поспешно ответила Рената. Она встала, подошла к окну и прислонилась лбом к стеклу.

По противоположному тротуару двигалась одинокая черная фигура. «Это моя судьба, — подумала Рената, — она ходит по улице, поднимает глаза и смотрит на меня неподвижным взором».

Гудштикер предложил Ренате прогуляться, и она согласилась, только чтобы не оставаться одной. Потом они зашли в кафе, где Гудштикер был почетным завсегдатаем, и он с удовольствием уселся у окна. Ему льстило, что с ним была красивая девушка, привлекавшая всеобщее внимание.

Жизнь Ренаты потекла уныло, не доставляя никаких приятных впечатлений. По утрам она сидела одна; в час девушка из соседней харчевни приносила ей обед в закрытой корзинке; там были почки или телячья грудинка, картофель и салат. Рената едва могла проглотить несколько кусков, так все было безвкусно и пахло салом. Потом приходил Гудштикер, и, если была хорошая погода, они шли гулять на берег Изара, к лесному замку или к Талькирхену. Гудштикер во время этих прогулок говорил о своем предназначении как писателя, о своих планах, о своем мировоззрении, о своем знании жизни, о хорошем или дурном настроении, о своем одиночестве и разочарованиях. Речь его катилась гладко и быстро, точно экипаж на резиновых шинах. Для него расцветала природа; для него шумела река, пела в лесу кукушка, полз муравей, сияло на голубом небе солнце. Рената слушала и слушала, и казалась себе мелкой, как червяк на дороге. Если весь мир принадлежит этому человеку, то что же остается тогда для нее?..

В плохую погоду они шли в кафе. Там к столу Гуд-штикера подходили люди, в большинстве своем назойливые и любопытные. Рената знакомилась с ними и, как правило, приветствовала их кивком головы, который означал: я ничего не имею против вас. Гудштикер представлял их ей. Все они были известными литераторами, художниками и публицистами. Но никто из них не нравился Ренате. «Так вот те мужчины, — думала она, — которым мы хотим нравиться, пока не знаем их. Мужчины, говорящие о женщинах как о воскресном удовольствии, которое можно получить и в будний день».

Ужинала Рената вместе с Гудштикером в ресторане или у себя в мастерской. В последнем случае Гудштикер покупал в гастрономах разные деликатесы и сидел с Ренатой часами напролет, читая ей вслух. Сначала он уходил в десять часов, потом стал оставаться до часу, до двух, до трех часов ночи. Так наступил конец мая. В глазах людей Рената была, без сомнения, любовницей Гудштикера; намекавшие на подобную связь взгляды и мины были довольно недвусмысленны. Она знала это и относилась к такому мнению безразлично. Рената думала, что и ему нет дела до пересудов, и не заговаривала об этом. Но однажды Гудштикер сам заговорил на данную тему.

— Что делать, — сказал он. — Со своей стороны я могу только сказать, что было бы хорошо, если бы люди были правы.

— Это все равно как если бы человек начал воровать только потому, что его заподозрили в воровстве.

— И только? Больше вам нечего сказать, Рената?

— Нечего.

Гудштикер отложил книгу, которую собирался читать. Рената со страхом и глубоким разочарованием наблюдала за его омрачившимся лицом. Возможность разрыва бросала новый свет на тот скользкий путь, по которому она шла. За ужин платил он, Гудштикер; квартиру оплачивал он, хотя и от имени Ирены. Скоро Ренате потребуется новое платье; что тогда? Между тем Гудштикер встал и положил руку на плечо Ренаты. Она сидела точно окаменевшая. «Это дружеская ласка», — думала она. Но вот она увидела его глаза так близко, что могла сосчитать все морщинки на его разгоряченном лбу. И ей казалось, что не ее губы принимали поцелуи и не ее руки с силой оттолкнули прижимавшуюся к ней широкую грудь.