Читать книгу - "Как в кино - Кайли Адамс"

Татьяна замерла, срочно придумывая, как ей отплатить, потом приторно улыбнулась Тори:

— Теперь, когда ты об этом упомянула, я бы, пожалуй, поболтала с тобой еще немного. Но сначала мне нужно кое-что взять за углом. Стой на месте, я сейчас вернусь.

Тори возбужденно закивала:

— С места не двинусь!

Выйдя из магазина, Татьяна тут же достала мобильный и набрала 911. Она донесла, что в бутике «Шиммер» курят марихуану, и мысленно взяла себе на заметку, что нужно будет сегодня посмотреть «Энтертейнмент тунайт».

— Мне кажется странным, что у вас вызывает столь сильные эмоции личная жизнь няни. — Доктор Джи подняла брови. — Думаю, вы понимаете, что за этим кроется нечто большее, чем вы готовы признать?

— Я понимаю только, что ненавижу Констанс Энн! Я бы разозлилась точно так же, если бы с ней стал встречаться, к примеру, наш почтальон!

Доктор Джи что-то записала в своем блокноте.

— Вы с ней вместе учились в актерской школе?

Татьяна нетерпеливо кивнула. Ее раздражала кропотливая работа, которую нужно было проделывать, чтобы обозначить проблему. Она бы предпочла мгновенное решение. Неужели она хочет слишком многого?

— Расскажите мне о ней.

— Представьте себе самого гнусного человека, какой только может быть. — Пауза. — Представили?

— Да.

— Ладно. Так вот, Констанс Энн еще хуже. Доктор Джи только посмотрела на нее.

— Я представляла Саддама Хусейна. Татьяна и глазом не моргнула.

— Да, Хусейн, конечно, монстр, но по сравнению с Констанс Энн даже он не так уж плох.

— Почему вы не расскажете, что между вами произошло? Тогда мы сможем представить вашу вражду в перспективе.

Татьяна покачала головой:

— Я не собираюсь тратить следующие четыре сеанса на разговоры об этой женщине.

— Четыре сеанса?

— По меньшей мере. Мой рассказ может занять и больше. — Татьяна снова покачала головой. — Давайте лучше не будем даже сворачивать на эту дорожку.

Доктор Джи поджала губы.

— Вы поговорили с матерью?

— Нет. Но я думала о том, что надо позвонить. Это считается?

— Это первый шаг.

— Вы шутите?

— А вы как думаете?

— Я отказываюсь отвечать на том основании, что мои слова могут быть использованы против меня.

— Татьяна, вы не на суде.

— Правда? Иногда сеансы терапии похожи на перекрестный допрос продолжительностью в пятьдесят минут. Конечно, без Ф. Ли Бейли,[12]но зато с дополнительным бонусом в виде рецептов на лекарства. Кстати, у меня кончается клонопин. Аптекарь посматривает на меня с подозрением. Точнее, не на меня, а на моего помощника Энрике.

Доктор Джи на минутку поднесла ручку к губам, а затем начала писать так много и так быстро, словно из ее мозга, обогащенного образованием в Колумбийском университете, полились на бумагу великие тайны Татьяниной души. Наконец она отложила ручку и заговорила:

— Что вас больше всего беспокоит? Тот факт, что Джек объявил о своих планах встречаться с Констанс Энн, или то, что вы не можете его контролировать?

Татьяна одеревенела. Она попыталась было высмеять предположение психотерапевта:

— Контролировать Джека Торпа? У меня нет такого намерения.

— Нет намерения или нет возможности?

— Я думала, мы говорим о Констанс Энн.

— Так вы теперь готовы ее обсудить? Татьяна прищурилась:

— Я не стремлюсь контролировать всех и вся. Доктор Джи смотрела на нее бесстрастным взглядом.

— Не стремлюсь!

Татьяна посмотрела на часы. Она уже не могла дождаться, когда закончится сеанс. Больше всего ей нравились сеансы, на которых она много жаловалась доктору Джи, а та ее морально поддерживала, причем из ее слов можно было заключить, что вокруг Татьяны все сумасшедшие, эгоисты и не достойны ее. А сеансы напряженного самоанализа, подобные сегодняшнему, ее раздражали.

— Татьяна, в ваших отношениях с мужчинами прослеживается определенный сценарий, — заявила доктор Джи.

— Нуда, я бы сказала, что все они ужасно неудачные.

— Не перебивайте меня. Этот вопрос нужно исследовать глубже. Вы выбрали в мужья Керра — человека, который не работал и не обладал ни одним из навыков, которые пользуются спросом в обществе. В результате вы оказались в положении «мужчины в доме» и к тому же единственного кормильца семьи. В качестве мальчика на побегушках вы держите Энрике — молодого, одинокого и по всем признакам очень сексуального мужчину. А теперь вы вдобавок наняли Джека Торпа ухаживать за детьми.

Некоторое время Татьяна молчала.

— И какой же, по-вашему, из этого следует вывод? Доктор Джи сухо улыбнулась:

— Вывод такой: все мужчины в вашем личном окружении находятся в таком положении, которое принижает их мужественность. Не думаю, что это случайное совпадение. Полагаю, это идет из детства и связано с вашими чувствами по отношению к отцу и с тем, как повела себя ваша мать, когда он вас бросил. Татьяна закатила глаза:

— Ну почему роза не может быть просто розой? Почему все должно уходить корнями в детство?

— Потому что обычно так и бывает. — Доктор Джи подалась вперед и улыбнулась ободряющей улыбкой. — И мой кабинет — то самое место, где вам не опасно говорить об этих чувствах.

Некоторое время Татьяна колебалась, но, когда она все же решилась открыть душу, слова вдруг полились сами собой:

— Моя мать постоянно надеялась, что он вернется, ждала хоть какого-то известия — телефонного звонка, письма, хотя бы упоминания о его местонахождении в разговоре с общим знакомым, — только этим она и жила. Я ненавидела ее за то, что она по нему скучает. Тогда я поклялась, что никогда не позволю ни одному мужчине вот так меня сломить.

По щекам Татьяны полились слезы. Она стала вытирать их тыльной стороной руки.

— Мне казалось, что всякий раз, когда она смотрела на меня, она думала о моем отце и злилась на меня за то, что я о нем напоминаю. Иногда я вспоминаю некоторые вещи, которые она мне говорила, и те чувства, которые это вызывало, и у меня появляется бешеная решимость сделать так, чтобы… ну, понимаете… чтобы Итан и Эверсон никогда, то есть вообще никогда не почувствовали себя так, как я тогда. Я всегда буду на их стороне. Всегда!

Доктор Джи взяла ее за руку.

— Это прекрасное решение.

Татьяна попыталась сдержать новый поток слез, но ей это не удалось. В конце концов она перестала сдерживаться и дала слезам волю. Доктор Джи протянула ей несколько бумажных носовых платков, а один оставила себе, чтобы вытирать свои собственные слезы.