Читать книгу - "Вечно ты - Мария Владимировна Воронова"

Папа с Людой принялись переносить стопки к другой стене, а Варя притащила рюкзак, открыла и, насвистывая, принялась в нем рыться.

– Так, а сами полки где?

Люда показала на длинные и узкие коробки.

– Так их еще собрать же надо!

Папа со Львом переглянулись:

– В самом деле… А мы об этом как-то не подумали, – протянул папа.

– Ну, папочка, это дорого будет тебе стоить, – достав из рюкзака канцелярский нож, Варя мгновенным движением вскрыла коробку, – фурнитура-то хоть вся на месте? Ага, вижу…

Она разложила на полу пахнущие лаком коричневые доски.

Лев шагнул к ней, но Варя осадила:

– Стой там и ничего не трогай. А то или стекла побьешь, или шурупы растеряешь, знаю тебя. На вот, придержи боковину и не шевелись, пока я не скажу.

– Есть, – улыбнулся Лев, замирая с доской в руке, – вот говорят, что мужчина должен родить сына, построить дом и посадить дерево. А я вот родил дочь, которая сделает все остальное.

– Папусь, не прибедняйся, ты еще сам все успеешь по этому списку. Аккуратно отпускай и держи теперь вот это.

Люда оглянуться не успела, как груда дощечек под Вариными руками превратилась в четыре аккуратные полочки.

– Ну что, как будем вешать? В шахматном порядке? Стремянка в доме есть? Или надо было свою привезти?

Папа завороженно кивнул и принес из кладовки стремянку.

В руках Вари появились рулетка и карандаш.

Несколько движений, и вот уже намечено, где сверлить дырки.

– Послушайте, Варенька, а вам не кажется, что надо сначала примерить? – спросил папа, когда Варя достала из рюкзака ручную дрель.

– Так примерила уже.

– Полку приложить.

– Зачем?

– Не волнуйтесь, Игорь Сергеевич, – сказал Лев, – тут верный глаз и твердая рука. Варища хирург от бога, ей даже сосудистые протезы доверяют вшивать, так уж полку она как-нибудь повесит ровно.

– Я не сомневаюсь, просто мне удивительно, Варя, как вы сразу видите все эти расстояния и углы.

– А мне удивительно, как вы не видите, – фыркнула она, – у каждого свое восприятие мира. Ладно, папусь, раз клиент требует, давай прикинем…

– Нет-нет, я всецело доверяю вашему профессионализму! – воскликнул папа.

Варя приставила к стене дрель, страшно оскалилась и с бешеной скоростью закрутила ручку.

– Тяжелая мужицкая праця, – вздохнул Лев, придерживая стремянку, которая от Вариных энергичных движений скрипела и угрожающе подрагивала, – но что поделаешь, приходится вкалывать самой, когда твой отец не рожден для мирной жизни и созидательного труда.

– Во-во, – Варя энергично сдула упавшие на лицо тонкие волосы, – ни малейших полезных навыков в быту и народном хозяйстве.

Лев покрепче взялся за стремянку:

– К сожалению, есть такая профессия – убивать людей.

– И погибать самому, – буркнула Варя.

– Не бойся, дочь, генералов на войне редко убивают. Убивали бы почаще, так и войн было бы поменьше.

– Полку давай.

Лев поднял полку над головой, и Варя насадила ее на крепления:

– Ну что? Ровно?

Папа отошел к противоположной стене и прищурился:

– Идеально.

Варя вновь вгрызлась дрелью в стену с такой яростью, что Люде самой захотелось попробовать.

Работа у Вари спорилась, и не прошло и часа, как все четыре полки висели на стене, радуя глаз идеальной симметрией.

– А давайте-ка мы с вами, Лев Васильевич, тоже сделаем одно настоящее мужское дело, – улыбнулся папа, – выпьем коньячку.

– А давайте.

– А барышням чайку с конфетками.

Папа достал из шкафа коробочку финских конфет, которая была отложена на подарок для кого-нибудь важного, и Люде стало очень приятно, что он решил потратить эту стратегическую коробку именно на Варю.

Лимон был уже нарезан, чай заварен, коньяк разлит по пузатым бокалам, за окном сгустилась темнота, в которой раскачивался одинокий фонарь, Варя взахлеб рассказывала о своем кумире – курсанте Военно-медицинской академии Яне Колдунове, который умеет все, хоть еще совсем молодой, всего на курс старше, и больше всего на свете она хочет стать такой же, как он.

– У вас обязательно получится, – улыбался папа, а Лев потихоньку подмигивал Люде из-за своего бокала.

Это оказался удивительно хороший вечер. Последний хороший вечер дома.

В нем крылось еще одно тайное, но драгоценное воспоминание. Впервые Люда за образом отца увидела человека, не строгого, справедливого и мудрого наставника, а такую же простую душу, как она сама, со всеми сомнениями и слабостями, и тогда ей на миг показалось, что скоро они смогут общаться не как отец и дочь, а как два равных, любящих друг друга человека, почти так же, как Лев общается со своей Дщерью.

Они с папой тогда будто продышали окошечко в морозном узоре на стекле и ясно увидели друг друга, но вскоре это окошечко вновь подернулось льдом, и теперь уже навсегда.

* * *

Корниенко снова моет в коридоре пол. Я останавливаюсь возле сестринского поста, якобы проверить назначения, а сама украдкой вглядываюсь в него, стараясь уловить признаки грядущего распада.

Нет, внешне все как обычно. Свежая стрижка, чисто выбритое лицо, белоснежная майка. Мне даже интересно, как он добивается такого эффекта, стирая свое белье в умывальнике под краном?

– Мы ему пурген даем, – просвещает меня сестра.

– Зачем?

– Так это фенолфталеин, лучший отбеливатель. На пару часов замочили, и все.

– Надо же, не знала… Век живи, век учись.

Хочу попросить таблеточку для эксперимента, но решаю все-таки купить в аптеке. Завтра посмотрим, получится ли у меня поразить коллектив сияющим белизной халатом.

Корниенко сгибается почти пополам, далеко ныряя шваброй под жестяной шкаф со всякой медицинской дребеденью, добросовестно там шурует и выпрямляется, отирая пот со лба. Даже сквозь румянец от интенсивной физической работы заметно, что лицо его потихоньку приобретает тот оттенок нездоровой бледности, который бывает у людей, подолгу не выходящих на солнце. Сейчас самое упоительное время года, воздух пронизан солнцем, напитан им даже в ненастные дни, повсюду разносится аромат сирени и других цветов, названия которых я не знаю, молодая зелень полностью покрыла жухлые прошлогодние травы и запестрела распускающимися бутонами… Так хорошо на улице, что грешно сидеть в четырех стенах даже по долгу службы, но бедняга Корниенко довольствуется часовыми прогулками в закрытом дворике, да и то не каждый день. Выводить некому.

Перехватив мой взгляд, он улыбается, я улыбаюсь в ответ. Он возвращается к своей швабре, я прохожу мимо. Мы молчим не потому, что нечего сказать, просто и так все ясно.

Накануне я принесла ему почитать «Зверобоя» Фенимора Купера, Корниенко не уследил, соседи по палате стащили ее и разобрали на туалетную бумагу. Что ж, дело житейское, я умею грамотно расставлять приоритеты, поэтому не сержусь. Тем более «Войну и мир» соседи оставили, значит, с художественным вкусом