Читать книгу - "Каменное древо - Соня Марей"

этот ритуал ни разу не применялся. А пока, Рамона… – она мазнула по мне взглядом, будто кистью, смоченной в ледяной воде. Даже волоски приподнялись от озноба. – Готовься. Успокой думы, помолись. Время у тебя еще есть.

С этими словами она удалилась, оставив меня вариться в собственных мыслях.

Глава 23. Дом на краю леса

Реннейр

Путь занял больше времени, чем ожидалось. Только ближе к сумеркам я приблизился к лохматой громадине Лествирского леса, измучив Чалую долгой скачкой и вымотав себя так, что открылась рана в боку. Кровь пропитала повязку и испачкала вещи, я чувствовал, как с каждым движением внутри что-то натягивается. От боли и голода кружилась голова.

Но на чистом упрямстве я продолжал двигаться дальше. Как будто понял, что все было пережито ради того, чтобы я попал именно сюда. В это место.

Все мои сны, все предчувствия, этот пожирающий огонь вели именно в эту точку – к заброшенному деревянному срубу. Может, мне было предначертано получить рану от руки Орма и пережить смерть вместе со вторым рождением? И ради этого я должен был встретить Рамону?

При мысли о ней в груди привычно задрожали тонкие струны – и больно, и тоскливо, и до невозможности сладко.

Дверь я вынес ногой. Ржавый засов отозвался недовольным скрежетом, из-под крыши посыпалась труха. Дохнуло пылью и затхлостью. Несмотря на то, что здесь давно никто не жил, вещи хорошо сохранились, деревья не разрушили пол и стены. Этот домик выглядел так, будто его хранила неведомая сила.

Я огляделся, подмечая каждую деталь. Все как в моем сне.

Между лопаток скользнули мурашки, и я замер на несколько мгновений, пытаясь справиться с эмоциями. Рана все так же сочилась кровью, но я уже не обращал на нее внимания.

Гораздо интереснее узкая деревянная кровать с брошенным поверх одеяла женским платком. И стол, на котором стояли две чашки, будто хозяйка вышла на улицу набрать воды и собиралась в скором времени вернуться.

Скрип половицы как хриплый выдох.

Я шагнул вперед.

На каменной печи изящная глиняная ваза с засохшим букетом – цветы такие хрупкие, что, дунь ветер посильней, рассыпятся в прах. Как символично.

От этих мыслей я, дехейм лорда и человек, давно утративший всякую сентиментальность, очерствевший душой, убивающий врагов без жалости и дрожи, почувствовал, как запекло в глазах.

Так странно было касаться вещей, которые когда-то держала в руках мать. Женщина, которую я никогда не знал, и которая была мне почти чужой. Но, несмотря на это, в груди всколыхнулось сожаление о жизни – той жизни, которая могла бы у меня быть, сложись все иначе.

Сняв с полки свечу, я установил ее на столе и чиркнул кремнем о кресало. Дом сразу ожил, в окно постучалась ночь.

Оттягивая тот самый момент, я прошел к печи и, сняв заслонку, сунул руку в темное жерло. Пошарив среди остатков горелых дров и угля, вдруг нащупал что-то необычное. Эта вещь была завернута в платок – округлая, гладкая, тяжелая. Похожая на птичье яйцо, только холодная. Я разворачивал ткань медленно, словно боялся, что содержимое подтвердит самую безумную из догадок.

Это был самоцвет – круглый, с множеством мелких граней, глубокого винного оттенка. Камень светился ровным внутренним сиянием, и, когда я вытянул руку, пытаясь рассмотреть его подробней, комнатенка озарилась сотнями искр. Они брызнули в разные стороны так, что заболели глаза.

А ведь она была права, моя жрица, но я не поверил. Рамона гораздо зорче меня, упрямого дурака.

Тени дрожали на стенах, наблюдая. Кровавый камень мерно пульсировал, словно в руках я держал живое человеческое сердце. Алые глубины затягивали, как болото – я уже не мог оторвать от него взгляда. Силился моргнуть или отвернуться, но не сумел, меня утягивало внутрь.

Что за пропасть!

Мир вокруг поплыл и смазался, как не засохшая краска на холсте. Я чувствовал себя пленником, молчаливым наблюдателем, когда вокруг начала трещать и рваться ткань пространства. Эти лоскутки тлели и исчезали, зато на их месте отчетливо проступали новые детали.

Шумящий кронами лес, новый деревянный сруб и двое на пороге. Молодой мужчина стоит спиной ко мне и держит за талию девушку – запрокинув голову, та смеется и обнимает его за шею. Между ними искры, хоть сено поджигай, и страсть – это поймет каждый, кто хоть раз сталкивался с подобным.

Держась за руки, пара гуляет вдоль озера. Ночное небо отражается в синих водах, а над ними – рой золотых светлячков. Они кружатся в причудливом танце, мужчина тянет руку, чтобы поймать, но маленькие горящие точки бросаются в стороны, а после неспешно плывут к девушке, оседают на волосах и руках. Она смеется, глядя на спутника, а тот отчего-то хмурит брови.

Рыжие отсветы костра пляшут на красивом лице незнакомки, искры отражаются в обсидиановых глазах, волосы змеятся по плечам и падают на грудь. У нее тонкий нос и брови вразлет, губы, изогнутые в форме лука, маленький подбородок с ямочкой. Она вскидывает руку, унизанную браслетами, и смотрит на просвет кровавый камень. Хочет что-то понять?

Следующей картинкой я снова увидел лесное озеро. По берегу, босая, неторопливо бредет эта девушка, в руках букет цветов. Она уже не так весела и игрива, как прежде. За ней, чеканя шаг, идет мужчина и, догнав, хватает за руку и разворачивает к себе. Обнимает, не давая опомниться, но та отталкивает его, подхватывает юбку и убегает.

Деревья ощетинились голыми ветвями, земля усыпана желто-алой листвой. Из распахнутой двери сруба торопливо выходит мужчина – он затягивает пояс и набрасывает плащ. Следом выскакивает она – глаза на мокром месте, губы трясутся. Сжимает кулаки и с силой ударяет по стене раз, другой, третий, будто желая разнести все в щепки. Мужчина нехотя возвращается и небрежно треплет по щеке, та откидывает его руку, на что он, зло сверкая глазами, хватает ее за шею и притягивает к себе.

Следом замельтешили картинки: пришла зима, окутала спящий лес толстым белым одеялом. Эта женщина, слишком молодая и беззащитная, прогуливается вокруг домика, ступая осторожно и медленно, тонкой рукой придерживая округлый живот. А следом, как тени, неотступно следуют два стражника. Она останавливается и что-то говорит им, о чем-то просит, плачет, но те лишь мотают головами. Понурившись, она бредет дальше.

Одно видение сменяет другое, калейдоскоп картинок кружится все быстрей. И вот снег тает, обнажая черную рыхлую землю, а на крыше сруба чирикают птицы.

Я больше не видел того мужчины, да и не было