Читать книгу - "Умница, красавица - Елена Колина"

– Ты меня любишь, ты ко мне уйдешь? – на вздохе, не успев отдышаться, спросил Князев и отлепил с Сониного плеча березовый листочек.

Если бы Соня была девушка из простонародья, она сказала бы «ну ты даешь!» или даже «ты что, с дуба рухнул?!» – потому что именно такое у нее было ощущение, но она была девушка интеллигентная и вежливо ответила полным ответом:

– Я тебя люблю, но как же я могу уйти?

И тут же обосновала свой ответ, не хуже, чем Алексей Юрьевич, недаром она столько лет была его женой:

– Любовь и брак не имеют никакого отношения друг к другу.

– Скажи, а зачем я тебе, если у тебя такой хороший брак?

– Хороший, – эхом откликнулась Соня.

Как она могла описать всю эту череду дней между совместными завтраками и вечерним кефиром?.. Только одной фразой – хороший брак. И ничего за фасадом ее хорошего брака не скрывалось драматичного: Головин не запирал ее в темном чулане, не бил, не попрекал деньгами, не заставлял вступать в связь со своим старым жирным начальством, а также не был импотентом или тайным эротоманом – ничего такого, только все самое обычное. Хорошее.

– Ты что, его любишь? – напряженно спросил Князев. Соня неопределенно покачала головой – то ли да, то ли нет, и он сам себе ответил: – Ты же вышла за него замуж. Разве кто-нибудь выходит замуж без любви?..

О ВЛИЯНИИ БАРАБАННОЙ СУШИЛКИ С ЦИКЛОПОМ НА ЛЮБОВЬ

Нина Андреевна привела окончившую школу Соню в Политехнический институт, как будто сдала ребенка сомнительного поведения в детский сад, – привела и оставила на целый день, чтобы вечером забрать, пусть привыкает.

А Соне было там страшно.

Особенно ей было страшно на лабораторных работах по электротехнике – она все тыкала и тыкала проводки не в те дырочки, а тока все не было, и лампочка не зажигалась. Если бы Соне вместо тока поручили высечь огонь, она потерла бы камень о камень, как первобытный человек, и добыла бы огонь, а вот с проводами у нее не получалось… Откуда, кстати, берется ток в проводах, – разве нормальный человек может это понять?..

– Зачем тебе понимать? – удивлялась Нина Андреевна. Она сама никогда не стремилась понимать – зачем? Нужно

просто выучить и заставить выучить других. Если студенты задавали ей каверзные вопросы о нюансах советского образа жизни, она отвечала: «Имеются отдельные недостатки» – и сразу же говорила про достижения в космосе и балете. Нина Андреевна честно была вместе со всеми. Откуда у нее такая отдельная от нее и от всех Соня с мечтательным лицом и сонными глазами?

– Соня. Пока я жива и работаю, у тебя все будет как положено. Останешься в аспирантуре, защитишься, будешь преподавать, станешь доцентом. Твоя жизнь уже практически устроена, – радовалась Нина Андреевна.

«Лучше сдохнуть», – подумала Соня.

– Со-ня! – прикрикнула Нина Андреевна, словно будя ее. – О чем ты думаешь? Мечтаешь о небесных кренделях?

– Ни о чем не думаю, ни о чем не мечтаю, – отчиталась Соня с таким видом, словно стремилась умечтать от нее подальше.

Через год Соня попыталась из Политеха сбежать, – как ребенок сомнительного поведения. Побрела-побрела с задумчивым лицом, когда воспитатели отвернулись, и прибрела в университет, на кафедру истории искусств. Но университет – дело тонкое, там у нее спросили, не впрямую, конечно, – ты чья, девочка? Соня была ничья и не поступила.

Прибрела обратно в Политех и опять начала изучать что-то очень страшное, абсорбенты и абсорбтивы, критерии Шервуда, Нуссельта, Эклера, отстойный экстрактор, центральный насос, поршневой, роторный и насосы других типов. Насосы других типов уже окончательно ее доконали.

Предмет с ласковым названием «Процессы и аппараты» вел Алексей Юрьевич Головин, человек из другой галактики, взрослый, некрасивый, с высоким лбом с ранними залысинами – представитель мира отстойных экстракторов. Она и имени его не знала – может быть, его звали Шервуд, или Нус-сельт, или Эклер…

На экзамене Соня кое-что списала с чужого конспекта, кое-что срисовала из учебника и, скрестив пальцы, пошла отвечать.

– Билет, – усевшись перед преподавателем, обессилен-но сказала она.

– Вижу, – охотно откликнулся Шервуд-Нуссельт-Эклер.

– Билет номер пять, – пояснила Соня. Шервуд-Нуссельт-Эклер кивнул.

– Билет номер пять, – еще раз пояснила Соня и на мгновение, незаметно для всех изобразила дебила – уставилась в одну точку, приоткрыла рот.

Алексей Юрьевич не улыбнулся, только губы дрогнули.

– Отлично, – сказал Головин, придвинув к себе билет, и Соня радостно встрепенулась, на секунду подумав, что отлично – это ее оценка за экзамен. Оказалось, не оценка…

– Ну вот, тут все написано, – она показала свой исписанный листочек, – и нарисовано…

– Красиво, – оценил ее рисунок преподаватель, – а что это?

– Это? – Соня украдкой скосила глаза на лежащий рядом билет и прочитала: «Первый вопрос. Кожухотрубчатый реактор с плавающей головкой». – А это вот как раз кожухо-трубчатый реактор с плавающей головкой…

– Ну рассказывайте.

Соня прочитала со своего листочка:

– Барабанная сушилка с циклопом, сифоном и успокоительной перегородкой.

– С циклопом? Или с циклоном?

– Да, – неопределенно ответила Соня, по мере сил изображая работу мысли, и дальше зачитала по бумажке: «Ведущая шестерня, кривошип, патрубок».

Алексей Юрьевич кивнул:

– Ну что же, неплохо. Но… дело в том, что вы случайно посмотрели в другой билет и прочитали первый вопрос из него. Понимаете, о чем я? Из другого, про реактор. Не из своего, про сушилку. А рассказываете первый вопрос из своего билета. Так что же это у вас – сушилка или реактор?..

Соня взглянула на него взглядом затравленного зайца, затравленного, но гордого, и уплыла глазами.

– Ладно, я понял. Давайте второй вопрос. Или нет, не нужно. Вот вам дополнительный вопрос – сколько будет десять в квадрате? Это в школе проходили, в младших классах. Не торопитесь. Подумайте.

– Я не знаю… поставьте мне двойку… – пролепетала Соня, мечтая превратиться в кожухотрубчатого зверька с плавающей головкой и уплыть из аудитории с зачеткой, а в зачетке чтобы была тройка… и покачать на прощание плавающей головкой, и больше никогда не увидеть этого изверга, этого Шервуда-Нуссельта-Эклера…

– Подождите конца экзамена за дверью, – велел Алексей Юрьевич Головин бесцветным голосом, – а ваша зачетка пока останется у меня.

Соня вышла из аудитории и со вкусом показала двери язык:

– Бе-е-е.

После экзамена преподаватель вынес ей зачетку с тройкой и строго сказал, что сейчас они поедут в центр. Соня не понимала, зачем ей куда-то ехать с преподавателем, раз тройка уже была у нее в кармане и ничто больше их не связывает – ни шестерня, ни кривошип, ни патрубок, но возразить не посмела. И они, в полном молчании, долго ехали на метро до станции «Чернышевская», а потом так же молча ходили по дорожкам в Таврическом саду. Соня была еще по-детски пухлой и вся в облаке коротких черных кудряшек, Алексей Юрьевич Головин был худым, поджарым и гладким, так что на дорожках Таврического сада они смотрелись как чинно гуляющие без хозяев дог и пудель.