Читать книгу - "Последний Фронтир. Том 1. Путь Воина - Вероника Мелан"

Их было двенадцать — разновозрастных «парней» манолов — учеников-воинов. Постарше, помладше, повыше, пониже, с короткими волосами, с длинными, и все с типичным для местных обитателей разрезом глаз — узким. Кареглазые, жилистые, крепкие. Спокойные, но отстраненные.

Ее посадили между двумя помоложе: с волосами по плечи — справа, и с узким, но приятным лицом — слева. Рим — тринадцатый ученик — венчала стол в самом конце, и, слава Создателю, портить прием пищи Белинде своим недовольными видом не могла. Однако портить его и не приходилось — уже испортился.

И, вроде как, проблемы не было, но она была — большая и совершенно непонятная.

Дело в том, что за столом все молчали. Не просто молчали — сидели перед тарелками, наполненными едой, с закрытыми глазами — руки на поясе, лица просветленные — и не шевелились. И уже не первую минуту.

Белинда пребывала в ужасе. Она единственная таращилась за столом то на соседей, то на миски с лапшой и кусками мяса и совершенно не знала, что делать. Тоже сидеть? Закрыть глаза? Если так, то о чем думать? Ведь не просто же так сидят — ежу понятно, о чем-то думают. Начать есть? А не сочтут ли это моветоном? А если засмеют? А если наругаются? Что делать за этим пресловутым столом — что?

Раньше было проще: пришел и жрешь. И никто на тебя не косится. Доел, помыл миску в дальней раковине, поклонился повару, тот раздраженно махнул в ответ — мол, не стоит, — и свободен. А теперь? Вдруг монахи-воины вообще не едят ртами и вилками, как нормальные люди? Вдруг всю эту вкуснятину — макароны с соусом и жесткий хлеб — они едят мысленно? Например, высасывают из пищи энергию, насыщаются ей, а отходы в виде натуральных продуктов, выбрасывают в помойку? Хана ей, если так — «сосать» она не умеет.

И ведь никто не предупредил…

Шумный выдох вырвался из легких тогда, когда спустя очередную минуту тринадцать человек вдруг, как по команде, зашевелились — потянулись к столовым приборам, взялись за хлеб, придвинули к себе миски. Придвинула вожделенную посудину и Белинда.

За каких-то пару минут от нервозности она успела вспотеть, и теперь пот противно скатывался между лопатками под халатом.

Ели молча. Ни сплетен, ни шуток, ни обмена новостями. Каждый взглядом в своей тарелке — движения неспешны, размерены; рты тщательно пережевывают куски.

Во второй раз она почувствовала себя дурой, когда поняла, что уже — и это тогда, когда миски остальных еще оставались полными, — все съела. Нет, не так — смела. Сожрала. Да и кого винить, если с обеда ходила голодная? А макарон-то всего-ничего было — на пару вилок. И мяско вкусное, но… исчезательное. Даже хлеб умялся на «ура». И снова она сидит сычом, обводит полуголодным взглядом тех, кто, кажется, не осилив и половины, до отвала набил желудок — у соседа справа еще три куска говядины осталось, у того, что слева — почти все макароны целы, — и ведь не торопятся. Жуют себе чинно, будто безвылазно пируют третьи сутки подряд, компот потягивают, ягодки на дне стаканов крутят. А ей бы добавки…

Наткнувшись на насмешливый взгляд Рим, Белинда тоже сделала вид, что наелась до отвала — отлипла от пустой тарелки, выпрямила спину и притворилась, что пребывание в столовой ей более не интересно.

Ужин заканчивался. Она держалась, сколько могла, но больше не было терпения, так как еще минута-другая, и все разойдутся по кельям, а после не спросить.

— Эй… — Белинда повернулась к соседу справа — тому, чье лицо ей казалось более благожелательным. — Слушай, а здесь где-нибудь книжки есть? Ну, типа, словари? Ты подскажи, где взять, я признательна буду…

Манол, не поворачиваясь, пил компот — при звуках голоса не икнул и не вздрогнул.

— Слышь?

Она шептала, но почему-то казалось, что ее слушает весь стол.

Легонько дернула послушника за халат — может, глухой? Ноль реакции — рассеянный взгляд, стакан в руке, сознание в прострации. Лин оглядела остальных — может, кто откликнется, если слышал просьбу? Все молчали. Доедали, допивали, доскребали со дна плошек соус; сосед продолжал делать вид, что ее не существует.

Вот же ж, блин…

Лин повернулась к ученику слева, долго и пристально вглядывалась в лицо с правильными чертами — тот же отсутствующий вид, расфокусированный взгляд — нет, ничего не выйдет.

— Эй… — все же попробовала позвать.

Тишина; скребки деревянных вилок по тарелкам, шуршание рукавов по поверхности стола.

— Ну и ладно, — обиделась. — Придете однажды, тоже сделаю вид, что вас не существует. Помошнички, блин.

Злясь на то, что вообще попробовала обратиться к местным, Белинда поджала губы, откинулась на стену и закрыла глаза.

Лился в окна синеватый свет сумерек, колыхались на концах факелов огни; по коридору она плелась последней. Ждала, когда все поднимутся из-за стола, наблюдала, куда уносят тарелки, что при этом делают и говорят, — в точности, чтобы не опростоволоситься, повторяла.

И теперь смотрела, как впереди по коридору удаляются ее соседи-послушники: короткие волосы, длинные волосы, пошире плечи, поуже плечи. У некоторых ноги ровные, у некоторых кривые…

На душе скребли кошки.

Местную речь она не понимает, просить помощи не у кого — Рим рычит, остальные притворяются, что ее не существует. Покурить — и то не пойдешь в прежнее место, иначе столкновение неизбежно. Придется искать новое.

Белинда неслышно вздыхала.

Тот момент, когда с ней поравнялся манол «справа» — так, ввиду того, что не помнила его имя, Лин его прозвала в столовой — она не заметила. Лишь вздрогнула, когда к ней обратились.

— Нет книжка.

Она резко повернулась, впилась взглядом в профиль человека, которого недавно дергала за халат и… отвернулась. Ну, нет, и нет.

И пошли в жопу.

— Книжка не нужный. Тебе.

Манол не отставал. Не то действительно хотел помочь, не то пробовал неуклюже извиниться.

— Почему «не нужный»?

— Увидишь. Не нужный.

Лин хотелось съязвить. Поершиться, поправить «корявую» речь, проехаться по грамматике, по умственным способностям местных, по их лени, которая так и не дала полноценно изучить «нормальный» язык — хотелось каким-нибудь образом выказать обиду. На нее смотрели в столовой, слушали и не ответили!

Но она сдержалась.

— А почему все молчали?

— Мы не говорить за еда.

— И перед?

— И перад.

— Почему?

— Молиться.

— Кому молиться?

— Еда. Молиться. Чтобы пища усваиваться. Благодарим структуру продукта, что польза телу.

Ага, понятно. Белинду молиться никто не учил, и потому в следующий раз она вновь будет терпеливо сидеть и глотать слюни, пока остальные «молицца».