Читать книгу - "Столетнее проклятие - Шэна Эйби"

Этим преклонением перед даром небес — обыкновенным дождем — Маркус был обязан своему рыцарю, сэру Трюгве.

Сэр Трюгве обучался поочередно в нескольких монастырях и с возрастом стал ревностным поборником дела Христова. К тому времени, когда Маркус поступил к нему в оруженосцы, этот достойный рыцарь требовал, дабы вся его свита и челядь молилась по меньшей мере четырежды в день. Немало часов отстоял Маркус на коленях перед каменным алтарем родовой часовни в крохотном английском поместье, которое служило обиталищем Трюгве.

Заветнейшей мечтой этого достойного рыцаря было совершить паломничество в святейший город мира — Иерусалим. Однако известия, что неверные в Святой Земле набирают силу, что они повсюду грабят и уничтожают христианские святыни, распалили кровь рыцаря. Церковь бросила клич, призывая на помощь добрых христиан, и сэр Трюгве понял, что нашел свою цель в жизни.

Маркусу было всего пятнадцать, когда они отправились в крестовый поход. Они получили от папы отпущение грехов, и сэр Трюгве сообщил своему оруженосцу, что за добрые деяния им теперь уготовано место в раю. «А это, — продолжал рыцарь, ликующе глядя на своего юного спутника, — и есть то, что отличает людей от животных». Их ждет священная война за правое дело, и они блаженны уже потому, что станут малой частью этого великого деяния.

Маркус верил ему. Да и почему бы не верить? При всей своей набожности сэр Трюгве был восхитительно не похож на Хэнока Кинкардина. Впервые в жизни юный Маркус услыхал от зрелого мужчины не презрительную ругань, а одобрение и похвалу.

А потому он старался во всем сравняться со своим благодетелем. Всей душой воспринял он зов Церкви и воинственный клич: «Так хочет бог!» — ибо думал, что бог и вправду этого хочет, а он, Маркус Кинкардин, — всего лишь воин, исполняющий его волю.

Но, столь доблестный в речах, в бою сэр Трюгве оказался отнюдь не из первых. Истинную славу завоевал его оруженосец. Рано возмужавший под жестокими лучами палящего пустынного солнца, Маркус сражался отважней, чем многие опытные воины, и очень скоро заслужил прозвище Убийцы Неверных.

Если сэр Трюгве и завидовал своему оруженосцу, то очень скоро преодолел зависть и искренне радовался успехам Маркуса, тем более что отсвет его славы падал и на набожного рыцаря. Сэр Трюгве так упивался этой славой, что отказался возвращаться домой даже после того, как объявили конец крестового похода и почти все французские и германские рыцари покинули Святую Землю. Лишь горстка самых упорных осталась продолжать священную войну.

Сэр Трюгве и его оруженосец лишились не только своих солдат, но и слуг — в одну из звездных ночей те тайком выбрались из лагеря и назад уже не вернулись. К тому же они увели с собой всех лошадей и верблюдов.

— Истинный христианин никогда не отречется от своего долга! — объявил сэр Трюгве. — Мы продолжим войну, мой мальчик. Мы служим богу, и только ему!

Его религиозный пыл был неподдельным. И, казалось, так же неподдельно гордится он своим оруженосцем. Растущая досада сэра Трюгве выражалась в том, что он по сто раз в день твердил молитвы, все громче и громче взывая к господу. Иногда, а потом все чаще и чаще, он в присутствии Маркуса падал оземь и катался в пыли, корчась и плюясь в религиозном экстазе.

Последний такой припадок случился как раз на подступах к Дамаску, захваченному мусульманами. Очнувшись от припадка, сэр Трюгве объявил, что господь говорил с ним устами ангела и пожелал, чтобы сэр Трюгве исполнил священную миссию, которая никому иному не под силу.

Сэр Трюгве должен был не более не менее как освободить от неверных Дамаск. Войско господне состояло из одного полоумного рыцаря и его перепуганного оруженосца.

Гром раскатился совсем близко, вернув Маркуса в блаженную прохладу залитой дождем круглой башни.

В рукоять испанского меча, который Маркус носил у пояса, некий ревностный рыцарь давным-давно вделал крохотный осколок янтаря, якобы отколовшийся от гроба святого Катберта. Осколок держался на диво прочно. Маркус, бывало, часами просиживал над мечом, ломая голову, как бы извлечь из рукояти эту сомнительную реликвию.

В конце концов он махнул рукой и отступился. Не из почтения к давно упокоившемуся святому, а из боязни нарушить гармонию великолепного меча.

Сейчас, в сумеречном свете бури, блеск янтарного осколка был почти незаметен — его затмевало сияние серебра и рубиновых кабошонов, которыми была украшена рукоять.

Маркус сидел за столом, как раз там, где не так давно восседал старший церковник, и снова, в который уже раз, разглядывал янтарный осколок, дивясь тому, что он не выпал даже в самых жестоких боях.

Совсем недавно тут стояла Авалон. Стояла у самого стола, даже ближе, чем Маркус, выслушивая наглые требования папских посланников. Храбрая девчонка. Она даже и не представляет себе, что могли бы сотворить с ней эти слуги господни…

В башню вошел Бальтазар и небрежной походкой направился к дубовому, обитому потертой кожей креслу.

— Зрите, се идет невеста, — процитировал он, плавно взмахнув рукой.

Поскольку Бальтазар был уже третьим человеком, сообщавшим лэрду о том, что его нареченная от-правилась прогуляться, Маркус лишь кивнул в ответ, не сводя глаз с янтарного осколка.

— Далеко не уйдет, — наконец сказал он.

— Вот как? — Бальтазар откинулся на спинку кресла.

Маркус издал короткий смешок.

— Если ты еще не заметил, то здесь, в замке, и идти-то некуда. Половина Савера лежит в развалинах, а снаружи льет как из ведра.

— Это правда, — признал Бальтазар.

Дождь молотил по крыше, стекал ручьями по стеклу, размывая осенние краски пейзажа. Что ж, подумал Маркус, по крайней мере, в жилой части Савера зимой будет тепло. Хотя бы на это у них хватило средств.

— А ты знаешь, что мой отец после того, как обвалилась крыша конюшни, держал коней в западной башне? — спросил он вслух, глядя на струи дождя. — Он сказал, что кони важнее каменных хором.

— Мудрый человек, — заметил Бальтазар.

— Это что-то новенькое: Хэнок — и вдруг мудрый!

— Кони стоят денег, и немалых, а камня в этих краях навалом.

В кабинет заглянула женщина.

— Прошу прощенья, лэрд, — сказала она, увидев Маркуса, — ваша невеста вышла из своей комнаты, вы знаете?

— Знаю, — кратко ответил Маркус.

Женщина помолчала, выжидательно глядя на него, но, так ничего и не дождавшись, исчезла.

Маркус провел рукой по волосам и наконец обратил свой взгляд на груду писем, свитков и клочков бумаги, которая громоздилась на его столе. Столько дел! Он так измучился, что хотелось закрыть глаза и послать к чертям весь этот хлам. Или себя самого.

— Скоро твоей нареченной доставят одежду, — лениво заметил Бальтазар.

— Одежду?

— Ее пришлют из замка твоего врага.