Читать книгу - "Колыбельная для двоих - Барбара Вуд"

— Я не позволю вам испортить мне дочь. В будущем году она вступит в орден сестры Агаты…

Но Тед покачал головой, и голос Люссиль потонул в сумраке.

Потом они говорили о многом другом: о том, как она будет ходить в школу, в церковь и другие общественные места. Мария не давала определенных ответов, так как она еще не думала об этих вещах. Все, что ей было сейчас нужно, это быть вместе со своей семьей.

А о таких проблемах, как хождение в школу или сопровождение матери в магазин, она решила, будет думать по мере их поступления.

Разговор был окончен; в доме стало тихо и темно. Мария встала с оттоманки. Тед поднял голову и попытался, как ей показалось в полумраке комнаты, улыбнуться.

— Я пойду к себе в комнату, — прошептала она, берясь за чемодан.

Тед мгновенно вскочил на ноги и быстро, словно носильщик, стремящийся заработать щедрые чаевые, схватил чемодан. Мария повернулась к Люссиль.

— Мам, я хочу есть. Что у нас сегодня на ужин?

Она решила использовать телефон, который висел на кухне.

— Германи? Это я. Я дома.

Голос ее лучшей подруги прозвучал так отчетливо и близко, что ей показалось, что она находилась в комнате рядом с ней. Мария мгновенно успокоилась.

— Мария? Ты дома? Честно? Но почему?

Она рядом, подумала Мария, закрывая глаза и стискивая трубку обеими руками. Вот в чем была радость пребывания дома. Германи была рядом.

— Я решила сбежать оттуда. Я приехала домой сегодня днем и больше ни за что не вернусь туда.

— Понятно, то есть ты решила рожать здесь?

— Я хочу оставить его, Германи. Я хочу оставить себе своего ребенка.

На другом конце провода повисла тишина.

— Германи?

В голосе подруги появились тревожные нотки.

— А что об этом думают твои предки?

Мария окинула взглядом кухню. Посуда еще не была вымыта. Блюдо с холодными спагетти, слипшимися в один комок, стояло на столе.

— Точно не знаю. Мы с ними разговаривали, но они многого не говорят, ну, ты понимаешь, о чем я. Ужин прошел скомканно, но, думаю, со временем все наладится.

— Мария, я чертовски рада, что ты вернулась. Мне тебя так не хватало.

— Спасибо. Германи?

— А?

— Ты видела Майка?

Пауза.

— Всего пару раз, Мария, в школе. Он ходит на уроки химии и английской литературы. Вижу его только тогда, когда иду на занятие по Конституции.

— Занятие по Конституции?

— В этом году ввели. В сентябре хочу пойти на занятия по политологии, а тебе нужно будет сначала пройти курс по Конституции Америки, он обязателен. Его Коротышка преподает.

— Германи, он разговаривал с тобой? Он что-нибудь спрашивал обо мне?

— Представляешь, Коротышка не разговаривает с теми, кто выше его ростом.

— Германи…

— Нет, Мария. Майк не разговаривал со мной. Ты что, забыла, что он меня не любит?

— А другие ребята?

— Я не знаю, Мария. Помимо нас в школу сейчас ходит только Марси. Все остальные проводят дни на пляже.

— Германи, кто-нибудь спрашивал…

— Никто ни о чем не расспрашивал, но, думаю, интерес к твоей персоне существует. Пару недель назад мне позвонила, догадайся кто, Шейла Брабент и спросила, правда ли это.

— И что ты ей сказала?

— Я сказала ей, что да. Ведь это правда, Мария, разве нет? Ты же беременна?

— Да, это правда, но… — Мария тяжело вздохнула.

— Мария?

— Да.

— Когда мы увидимся? Мне было так чертовски скучно без тебя! Руди уехал в Миссисипи участвовать в марше-протесте. А кроме вас — тебя и его — у меня больше никого нет. Слушай, моя мама приглашает тебя к нам на ужин. Придешь?

Мария повесила трубку, после разговора с подругой ей стало немного лучше. Но, к ее большому огорчению, лишь немного, а не на все сто процентов, как она надеялась. Она понимала, что ей потребуется время, чтобы привыкнуть к этой ситуации. Еще пять с лишним месяцев, чтобы найти пути решения ее проблем. Слава Богу, Германи вела себя так, будто ничего не произошло; по крайней мере у Марии будет этим летом хоть один друг.

Она набрала первые три цифры номера Майка и повесила трубку. Не сейчас, не в день приезда домой; сначала она адаптируется, придет в себя, а уж потом встретится с ним и расставит все точки над «i».

Мария, положив руки на небольшой округлившийся живот, прислонилась спиной к прохладной стене и обвела взглядом кухню. Два месяца назад, стоя на этом самом месте, она приняла решение, неверное решение.

Она посмотрела на телефон и подумала: «Он забыл обо мне».

Майк Холленд нажал на выключатель и, когда ванная комната вспыхнула подобно фейерверку ярким светом, закрыл глаза и подошел к раковине. Он почувствовал, как по его рукам побежала холодная вода. Много мыла. Он тер и скреб руки вплоть до самых локтей, как хирург перед операцией, затем долго ополаскивал их водой, и все это время он избегал смотреть в глаза парню, которого он видел в зеркале.

Вытирая руки толстым полотенцем, Майк мрачно подумал: «Боже, что на меня нашло?»

Повесив полотенце на перекладину и аккуратно расправив его — все трое сыновей Холленда были приучены соблюдать в доме порядок, так как в доме не было женщины, которая ходила бы следом за ними и раскладывала все по своим местам, — Майк поднял глаза и критически уставился на свое лицо.

Его щеки были покрыты хорошим слоем юношеского пушка, но подбородок оставался по-младенчески чистым. Ни малейшего признака на щетину. Он вспомнил лекцию брата Никодима о грехе рукоблудия, которую тот читал им в седьмом классе: «Верным знаком того, что юноша занимается этим неблаговидным деянием, является запоздалый рост бороды, а то и полное отсутствие всякого роста. Это факт, мальчики, так что не нужно смеяться. Когда вы трогаете себя за непотребные места, в вашем организме происходит противоестественный выброс химических веществ, которые должны были пойти на стимулирование роста волос на подбородке. Спросите об этом любого врача. Помимо того, что рукоблудие является грехом и занятием неугодным Богу, сей факт невозможно скрыть от окружающих, поскольку им достаточно лишь взглянуть на твое лицо».

— Ага, как бы не так… — пробормотал Майк, проводя пальцами по подбородку. Они не поверили этому тогда, будучи семиклассниками школы Святого Себастьяна, они не верили этому и сейчас. Но как бы там ни было, он чувствовал бы себя более взрослым и уверенным, иными словами настоящим мужчиной, будь у него борода.

Майк выключил свет и пошел в свою комнату. Две вещи тревожили его сейчас и не давали спать. Первое — что он поддался желанию, в результате чего он не сможет завтра утром причаститься; второе — Мария Анна Мак-Фарленд. Майк тяжело опустился на край кровати. К черту бороду, он и так больше не чувствовал себя мужчиной, даже во время игры в регби, когда со всего маху врезался в соперника и повергал его наземь. А ведь раньше это наполняло его чувством мужского достоинства и удовлетворения. Теперь он мастурбировал чаще, гораздо чаще, чем когда он встречался с Марией — нелепо, правда, — а после до изнеможения мыл руки, практически сдирая с них кожу.