Читать книгу - "Темные воды - Евгения Перова"

– Оль, ты не переживай, ладно?

– Да я и не переживаю. Я знала, что так будет. Рано или поздно.

– Я думаю, квартиру мы легко разменяем…

– Квартиру? Зачем?! Еще не хватало! Хорошая квартира, самый центр! Не волнуйся, я уйду к маме на Сивцев Вражек. Ей сейчас одиноко – Сережи нет. И Вита ушла.

– Как ушла?

– К отцу. Насовсем. И мы… никогда больше… ее не увидим. И Мариночку.

Ольга заплакала, и Миша взволновался, он совсем не мог выносить женских слез, а Ольга почти никогда и не плакала. Он знал, как Оля страдала от того, что не может иметь детей, и как она привязалась к Вите, вложив в это чувство всю свою нереализованную материнскую страсть. Миша не выдержал, подошел и обнял жену. Ольга зарыдала, уткнувшись ему в плечо. Миша был на полголовы ее ниже:

– Она даже не взяла ничего… Все фотографии оставила… Все тетрадочки Сережины… Ничего-о… Платьица, туфельки, что я покупала! Только детское взяла-а… И не хочет с нами больше знаться! Такая же, как ее отец! Жестокая девчонка.

Миша молча слушал, давая ей выплакаться, потом подал платок:

– Успокойся, дорогая. Ты ведь понимаешь, почему она так поступила, правда?

– Да все я понимаю! Но так больно…

– Девочке так легче.

– Я знаю…

Ольга виновато взглянула на мужа: его первая жена и маленький сын не пережили блокаду, и Миша никогда о них не вспоминал. И в Ленинграде после войны ни разу не был. А Миша смотрел на жену и ясно видел в этой заплаканной женщине, выглядевшей сейчас на все свои сорок восемь лет, юную девочку, потерянную и несчастную, он знал, что Оля пыталась отравиться, потеряв возлюбленного и лишившись ребенка. Выжила она только благодаря брату. А теперь и брата нет, и Вита ушла, и он сам собрался ее бросить… «Бедная моя девочка!» – подумал Миша, обнял Ольгу и поцеловал: сначала щеки, потом мокрые от слез глаза, потом мягкие теплые губы. Ольга вздохнула и ответила, потом чуть отстранила его и спросила:

– Ты что это делаешь? Мы же разводимся, забыл?

– Ну, так еще ж не развелись, – возразил Мишук и увлек жену на постель. Он сдвинул лямочки комбинации и освободил тяжелую грудь, не умещавшуюся в его ладони, а другой рукой залез под кружевной подол, нежно гладил теплое, желанное и такое знакомое до каждой складочки тело. Потом они долго лежали, обнявшись, и Миша думал: «Только круглый дурак может оставить такую женщину!»

– Неправильно мы с тобой жили, Олища, – вздохнул он. – Не так надо было.

– Не так, – печально согласилась жена и тихо добавила: – Это я виновата. Если бы я могла…

– Нет! – Миша повернулся к ней и погладил по щеке: – Ну что ты. Дело вовсе не в этом. Просто мы мало ценили друг друга, вот что я хотел сказать. И вообще я передумал. Мы не станем разводиться.

– Ну конечно! – усмехнулась Ольга.

– Не станем, – упрямо повторил Миша. Он вдруг подумал и сам удивился: «Я хочу умереть у нее на руках…» Ольга, поймавшая эту мысль, тихонько прошептала: «Так и будет, дорогой, так и будет!» – и, растрогавшись, поцеловала мужа в висок.

Они развелись через месяц. Ольга забрала все свои «котомочки», как выразился Миша, и перебралась на Сивцев Вражек. Машина и дача остались ей – Миша так решил, а Ольга и не спорила. Напоследок она развлеклась, дразня бывшего мужа картиной, которую якобы собиралась оставить ему. Мишук принял это всерьез и страшно ярился, представляя реакцию Светланы на это совершенно неприличное полотно с изображением обнаженной Ольги. В конце концов, Ольга вернула картину автору, и Миша вздохнул с облегчением, честно говоря, этот шедевр ему никогда не нравился.

В квартире на улице Горького воцарилась Светлана, в положенное время на свет появилась Мишина дочка Ирочка, в которой он души не чаял. Со Светой они жили как кошка с собакой, так что Миша частенько наведывался на Сивцев Вражек, а бывшая жена его принимала и даже иной раз оставляла на ночь. Екатерина Леонтьевна только вздыхала, а Лиза неодобрительно поджимала губы. Когда подросла Ирочка, Миша стал приходить вместе с ней, и три женщины радостно нянькались с маленькой Мишиной копией, баловали ее и развлекали как могли, так что Ирочка очень любила бывать на Сивцевом Вражке – это была их с папой тайна. Особенно привязалась к девочке Ольга, хотя она и уговаривала себя отстраняться, но получалось плохо. Когда Ирочке исполнилось шесть лет, выяснилось, что у Миши рак печени, к чему Света оказалась совершенно не готова, и из очередной больницы Ольга забрала бывшего мужа к себе. Так что умер он, как и хотел, у нее на руках. Света довольно скоро снова вышла замуж, и Ирочка больше никогда не появлялась на Сивцевом Вражке.

Но пока Ольга видела только смутные картины будущего, обнимая своего незадачливого Мишука, она печально вздыхала и повторяла про себя его слова: «Не так мы с тобой жили, Олища! Надо было по-другому». Ольга думала о Витоше, которая совершенно безжалостно их бросила; о Мариночке, которую вряд ли еще увидит; о Сереже, вернувшемся к ним на короткий срок и снова канувшем в вечность; о матери, такой беспомощной и хрупкой с виду, но мужественной и стойкой перед ударами судьбы; о своем беспутном муже, с которым ей так тяжко расставаться; о собственных любовниках, которых могло быть и поменьше, о надвигающейся старости, о потерянном в юности возлюбленном, о так и не рожденном ребенке и еще о тысяче мелочей, из которых состояла ее яркая, но бесполезная, как ей казалось, жизнь.

А в это время на Сивцевом Вражке ее мать рассеянно глядела на висящую в углу икону Божией Матери. Икона старинная, очень тонко написанная, но подокладная, поэтому кроме лично́го на доске только контуры, и бабушка Агриппина, еще будучи девочкой, смастерила к ней ризу из бархата, расшив его золо́тными нитками и мелкими жемчужинками, несколько из них уже потерялось. У Богородицы на иконе юное и нежное лицо – Екатерина Леонтьевна смотрела и думала: «Ты-то меня понимаешь, правда?» Сколько потерь Катя перенесла, скольких родных похоронила – и счет потеряла, но смерть сына ударила ее очень сильно, и она впервые в жизни… не роптала, нет! Но испытывала какое-то горестное недоумение перед свершившейся несправедливостью: не должны родители переживать своих детей. Это неправильно. В душе у Екатерины Леонтьевны все время звучал тот же вопрос, который мучил и Виту: «Почему?» Почему именно так все сложилось? Ей казалось, если бы Сережа так и не вернулся из лагеря, им было бы легче. Но он вернулся. Пять лет свободной жизни среди родных, два года счастливого брака – и все! Нет, это несправедливо…

Хлопнула входная дверь, и Екатерина Леонтьевна с раскаянием подумала, что совершенно забыла о Лизе. Она искренне любила Лизавету, но постоянно о ней забывала.

– Тетя Катя, вы еще не легли?

Лиза заглянула в комнату, и Екатерина Леонтьевна поспешно вытерла слезы:

– Лизонька, как ты поздно!

– Тетя Катя, вы опять расстраиваетесь?

Лиза присела рядом и обняла Екатерину Леонтьевну, а та ее поцеловала: