Читать книгу - "Душой и телом... - Ирен Беллоу"

Челси не могла знать, что он здесь. Глаза ее были закрыты, голова запрокинута назад. Черные волосы блеснули в луче прожектора, она склонилась над роялем, полностью погрузившись в музыку, которую исполняла.

Не в силах бороться с нахлынувшими на него чувствами, от которых саднило сердце, Зик закрыл глаза. Челси не скрывала свою душу от любого человека, готового слушать ее, внезапно мелькнула у него мысль. Она вообще никогда не скрывала своих чувств. Она и поступала так, как подсказывали ей чувства, делая это свободно, великодушно, открыто протягивая руку помощи любому, кто в ней нуждался.

— Зик.

При звуке резкого, властного голоса, больше напоминавшего приказ, Зик нахмурился и открыл глаза.

Перед ним, засунув руки в карманы, стоял Билли. На его мальчишеском лице застыло настороженное выражение, словно он боялся, что ему будут не рады.

Рядом оказался свободный столик. Подойдя к нему, Зик отодвинул один из стульев, приглашая брата присесть. На мгновение ему показалось, что брат откажется, но, выдернув руку из кармана, Билли отодвинул стул для себя.

— Я слышал, ты заплатил мой долг, — сердито произнес он.

— То, что ты слышал…

— Давай говорить по существу дела, о’кей? Городок-то у нас маленький.

Застигнутый врасплох воинственным тоном Билли, Зик кивнул и нахмурился.

— О’кей, согласен.

— Я верну тебе деньги, — объявил Билли. — Как можно раньше.

— Я не это…

— И плату за обучение тоже. Я ушел из школы. Деньги, которые ты внес за обучение, я тоже верну.

Самоуверенный, вызывающий тон Билли выбил Зика из колеи, и он замолчал. До сих пор он не замечал, какой, оказывается, решительный у него брат, и теперь, глядя на него, чувствовал смутную тревогу. Он хочет во всем походить на вас, сказала ему Челси. Еще один Одинокий ковбой.

Зик потер лоб, пытаясь найти слова, которые позволили бы им понять друг друга и никогда больше не ссориться.

— Билли, — вскинув голову и поглядев на брата, сказал он, — думаю, тебе следует знать, что не я уплатил твой долг. Это сделала Челси.

— Челси?

Она все еще играла. Билли перевел вопросительный взгляд на сцену, затем снова посмотрел на Зика.

— Господи! — выдохнул он.

Понурившись, он закрыл лицо руками, его вызывающую манеру держаться как рукой сняло.

— Господи, — повторил он приглушенным голосом, не отрывая рук от лица.

— Билли…

Брат поднял голову, но тут же снова опустил ее и втянул в плечи, словно хотел спрятать лицо.

— Значит, я в самом деле проиграл, да? — пробормотал он, глядя на поверхность стола. — Все испортил.

— Что случилось, Билли?

У Билли вырвался прерывистый вздох.

— У меня было отложено немного денег, — с трудом, севшим от волнения голосом, выговорил он. — Я собирался вернуть тебе деньги за семестр, а мой друг сказал, что если я одолжу ему деньги, он их мне вернет и накинет сверху еще двадцать пять процентов. — У Зика вырвался нечленораздельный звук, Билли посмотрел на него и снова закрыл лицо руками. — Потом он попал в какую-то неприятную историю, и я обещал тем людям уплатить его долг. Я не представлял, как много он задолжал. Меня охватила паника. Я не знал, что делать. Но друг сказал, что, сыграв всего пару раз на деньги, я смогу их вернуть. Еще говорил, что поможет мне. — Снова вскинув голову, он поглядел на Челси, сидевшую за роялем на сцене, потом на Зика, и на лице его отразилось неподдельное страдание. — Я пытался вернуть деньги, но проигрался и потерял еще больше. — Стиснув зубы, Зик со свистом выдохнул. — Они дали мне неделю, чтобы найти деньги. Сказали, что это время еще будут мне доверять.

— Почему?

— Они думали… что у меня богатая подружка.

Мгновение ни тот, ни другой не трогались с места, потом Зик убрал стиснутые руки со столика.

— У тебя ее нет, — коротко бросил он.

Билли кивнул.

— Я знаю. Я верну тебе деньги, обещаю. Чего бы мне это ни стоило. Устроюсь на работу в «Норт Бразерс»… сделаю все, что потребуется. — Он бросил на Челси взгляд, полный раскаяния. — У меня и в мыслях не было втягивать ее в эту историю.

Мелодия, звучавшая со сцены, смолкла. Барабанщик принялся медленно выбивать дробь, возвещая приближение следующего номера программы, но тут Челси наклонилась к нему, и он перестал играть. Она бросила на Зика взгляд, и их глаза на мгновение встретились. Он почувствовал, что от ее взгляда по всему его телу прошла дрожь.

Проследив за направлением взгляда Челси, Билли посмотрел на Зика.

— Поверь, — сказал он, — у меня и в мыслях не было…

Зик прервал его покаяние короткой фразой:

— Верю.

У Билли от удивления отвисла челюсть. Взяв микрофон, Челси невнятным голосом объявила перерыв.

— Ты ни во что ее не втягивал, — продолжил Зик. — А если кто и втянул, так только я сам. Она и деньги заплатила из-за меня.

— Из-за…

Билли еще продолжал что-то говорить, но Зик уже не слушал, глядя, как, сойдя со сцены и грациозно лавируя между столиками, Челси шла к нему.

Когда она приблизилась к их столику, Зик встал.

— Ты заплатила деньги, — тихо произнес он, — за меня.

Она кивнула.

Он глубоко вздохнул, рука его невольно скользнула к талии, ладонь обхватила пояс, где лежали деньги.

— Хочешь, я верну тебе долг?

Она покачала головой.

Зик стиснул зубы. Ты не принимаешь ни денег, ни помощи, ни даже кофе. Ты сам не знаешь, что тебе нужно. Он с усилием проглотил подступивший к горлу комок и опустил руку вдоль тела.

— По-моему, ты только что приобрела мою душу, ангелочек.

Ему показалось, что на глаза у нее навернулись слезы, но она чуть заметно улыбнулась уголками губ, стараясь показать, что и не думала плакать.

— Дорого же мне пришлось за это заплатить, — пробормотала она.

Зик кивнул.

— Я знаю.

Он посмотрел на Билли, потом обвел взглядом зал, полный любопытных зрителей, делавших вид, что они заняты разговорами. Его внимание привлек Большой Эдди, стоявший у входа и исподлобья глядевший на них. Зик протянул Челси руку.

Она вложила свою ручку в его ладонь, и он нежно, как можно ласковее, сжал ее пальцами.

— Я постараюсь сделать так, чтобы ты ни о чем не жалела.

Челси заулыбалась еще шире.

— Когда?

— У меня здесь еще кое-какие дела.

Она кивнула. Зик окинул ее пристальным взглядом, который лучше всяких слов говорил об обуревавших его чувствах, и пробормотал: