Читать книгу - "Прекрасные дьяволы - Ева Эшвуд"

Я начинаю ласкать ее быстрее, позволяя приблизиться к вершине, а затем снова замедляюсь. Уиллоу издает звук разочарования, и я мрачно усмехаюсь.

– Скажи. Скажи эти слова, и я позволю тебе кончить.

– Я… Мэлис, пожалуйста.

– Нет уж. Ты знаешь, что я хочу услышать.

Я снова щиплю ее за клитор и чувствую, как она сдается. Потребность кончить перевешивает все страхи и предубеждения, сдерживающие ее. Она немного расслабляется, ее тело все еще напряжено, балансирует на острие ножа наслаждения и желания.

– Я… Я твоя шлюшка, – наконец шепчет она, и голос ее звучит отчаянно и чертовски красиво. – Я твоя шлюшка, и хочу кончить для тебя.

Одобрение пронизывает меня так же, как ранее чувство собственничества.

– Хорошая девочка, – шепчу я, а затем погружаю в нее пальцы, трахая ее ими жестко и быстро.

Я чувствую, какой влажной она становится с каждым толчком, пальцы врезаются в ее тело, возбуждая ее все сильнее и сильнее, пока ее внутренние стенки не сжимаются.

Уиллоу извивается подо мной, закусывая губу и тем самым пытаясь сдержать приглушенные звуки экстаза. Я держу одну руку у нее на животе, помогая ей стоять прямо и сохранять самообладание, пока она содрогается от удовольствия.

Когда она, наконец, перестает дрожать, я вытаскиваю руку из-под ее платья, давая ей секунду собраться с силами, прежде чем отстраниться. Член пульсирует от разочарования, и мне приходится стиснуть зубы, чтобы сохранить между нами дистанцию.

Уиллоу поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и как только наши взгляды встречаются, я подношу руку ко рту и облизываю пальцы. На вкус она сладкая, как всегда, а если прибавить к этому аромат ее возбуждения, получится прямой путь к моему безумию.

И если раньше я думал, что в этом платье она прекрасна, то теперь Уиллоу похожа на видение – щечки порозовели, зрачки расширились.

Я прерывисто вдыхаю через нос, и долгое мгновение никто из нас не двигается с места.

– Я еще никого так не хотел, как тебя, – говорю я ей на русском.

Знаю, она не понимает слов, и, может, это даже к лучшему.

Не уверен, готов ли я к тому, чтобы она узнала, насколько глубоки мои чувства к ней.

15. Уиллоу

Мэлис не отрывает от меня глаз. Те слова на русском, что он произнес, по-прежнему висят в воздухе. Мое тело гудит, по венам течет смесь адреналина и возбуждения, а эмоции настолько обострены, что я чувствую себя так, будто просто не смогу все это выдержать.

– Мы сделали то, ради чего сюда пришли, – говорит он, и голос его все еще немного ниже обычного, хриплый и невнятный. – Скоро свалим.

Я киваю, не решаясь заговорить. И когда поворачиваюсь лицом к перилам, пытаясь успокоить бешеный пульс, ноги начинают дрожать.

Мэлис больше ничего не говорит, но я чувствую, как он уходит, тихо ступая по ковру, так же, как и чувствовала его приход. Я провожу рукой по волосам, пытаясь пригладить растрепавшиеся пряди, и смотрю на толпу внизу, на всех гостей, разговаривающих о чем-то, смеющихся над шутками друг друга, и в целом занимающихся своими делами. Никто из них даже не заметил, что здесь случилось, и почему-то от этого я чувствую себя грязной, неправильной.

Я должна была быть там, внизу, общаться и учиться тому, как стать частью этого нового мира.

А не здесь, наверху, получать…

Щеки вспыхивают при воспоминании о том, как толстые пальцы Мэлиса входили и выходили из меня, как его ладонь ласкала мой клитор там, где нужно. Несмотря на стыд, какой-то темной, чувственной части меня это нравилось. Он был прав. Это заставило меня почувствовать себя свободной и необузданной, так же как той ночью со всеми тремя братьями.

Но все это уже чересчур.

Эти парни слишком сильно на меня влияют, выводят из равновесия. Я ведь сказала себе, что с ними покончено, что лучше разорвать все связи, и все же вот она я.

Как только я убеждаюсь, что Мэлис не вернется, то отталкиваюсь от перил и начинаю спускаться по лестнице. Ноги все еще дрожат. Добравшись до нижней ступеньки, я едва не врезаюсь в Джошуа, поднимающегося наверх. Он оглядывает меня, и я могу только догадываться, что он видит. Мое лицо еще пылает? Я выгляжу такой же возбужденной и грязной, какой себя чувствую?

Черт, может, он и запах секса чувствует?

– О, привет, Уиллоу. Я все думал, куда ты запропастилась. – Он улыбается мне, затем его брови сходятся на переносице. – Ты в порядке? Выглядишь немного…

– Да, – быстро отвечаю я, прерывая его до того, как он успевает закончить. – Да, я в порядке. Просто немного перегрелась. Пойду поищу, где бы присесть.

Прежде чем он успевает сказать что-нибудь еще, я отхожу от него, вслепую проталкиваясь сквозь толпу людей. Внезапно их становится слишком много. Слишком много голосов усиливают шум в голове, слишком много резкого, фальшивого смеха, слишком много всего происходит.

Я просто хочу побыть одна. Мне нужно немного тишины и несколько минут, чтобы проветрить голову и собраться с мыслями.

Каждая маленькая комнатка, которую я нахожу, заполнена людьми. Эмоции продолжают нарастать, грудь сжимает что-то похожее на панику. Я нахожусь почти на грани слез, когда, наконец, нахожу уборную. Она рассчитана на одного человека, и я вздыхаю с облегчением, когда дверь за мной закрывается, заглушая шум.

Ванная комната небольшая, но уютная, туалет отделен от остальной части комнаты кабинкой. У стены стоит небольшая скамья с подушками и маленький столик рядом с ней.

Я с благодарностью опускаюсь на скамью, резко выдыхая. Провожу руками по своему платью и пытаюсь сосредоточиться на глубоких, ровных вдохах.

– Ты в порядке, – шепчу я себе. – Ты в порядке. Все в порядке.

Но мой клитор все еще пульсирует, а сердце бешено колотится.

Я закрываю глаза, пытаясь сосредоточиться на чем-то другом, кроме того, насколько разбитой и растерянной я себя чувствую, но каждый раз, когда делаю вдох, мне кажется, будто я все еще чувствую Мэлиса. Будто он по-прежнему прижимается ко мне, шепчет что-то мне на ухо, доводя меня до исступления и такого отчаяния, что мне приходится умолять.

Звук открывающейся двери вызывает во мне панику, и я резко открываю глаза. Я ожидаю, что это какой-то гость галереи, раздраженный тем, что кто-то плачет в туалете, когда ему всего лишь хотелось пописать, но это