Читать книгу - "Исповедь Мотылька - Айя Субботина"

— Мам? — Сгребаю испорченные вишни в мусорный пакет и, мысленно вдохнув для храбрости, все-таки рискую спросить: — Вы с папой… Вы были счастливы?

— Да, конечно.

Она отвечает слишком быстро или мне только кажется?

— Я имею ввиду… Ну, знаешь, все пары ссорятся, так ведь бывает. Я просто… подумала, что в отношениях никогда не бывает гладко. А потом вспомнила вас с папой и подумала, что, может, это просто мне так не везет и…

— Ты с кем-то встречаешься? — тут же настораживается она. — Боже, с Олегом?!

— Мам, прекрати.

— Эвелина, посмотри на меня!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍А вот теперь мне точно не кажется, что она взвинчена. Причем заводится с пол-оборота, как будто речь идет о каком-то криминальном авторитете с тремя женами, хотя я до сих пор не понимаю, почему ее так заводит эта тема. Двадцать лет разницы — это, конечно, много и повод для беспокойства, но ведь речь идет об Олеге, а не о каком-то сомнительном мужчине с улицы. И если уж на то пошло — он свободен, ни с кем не встречается и для наших отношений не может быть никаких препятствий, кроме моральных условностей общества.

Хотя, справедливости ради, разговоры об Олеге и раньше ее раздражали, но я не думала, что до такой степени. Теперь она заводится моментально даже почти без причины.

Я уже сто раз успела пожалеть, что рассказала ей об Олеге.

— Надеюсь, ты съехала с той квартиры? И прекратила общение с этим человеком.

— Мам…

— Эвелина! Ты продолжаешь… общаться с ним?!

Ее голос звучит так громко, что в кухню заглядывает отчим и осторожно интересуется, все ли у нас в порядке. Мама громко выдыхает через нос и, натянуто улыбаясь, говорит, что у нас просто дочки-матери. Отчим, поизвинявшись, быстро растворяется и тактично прикрывает за собой дверь.

— Если тебя это успокоит, то мы не спим.

— И это должно меня успокоить?

— Мои отношения с кем бы то ни было, даже если это Олег — это только мое дело, мама.

— Только не этот человек. — Она мотает головой. — Он не для тебя!

— Почему, мам? Что с ним не так?

— Он старше. Ему нравятся совершенно другие женщины, а ты просто…

По ее растерянному взгляду понятно, что она отчаянно пытается высосать причину из пальца.

— По-моему, ты просто что-то недоговариваешь.

— Недоговариваю что? Что моей двадцатилетней девочке морочит голову взрослый мужчина? Поверить не могу, что он так быстро заморочил тебе голову деньгами и красивой жизнью. Разве я так тебя воспитала? Разве… ты в чем-то нуждалась?

— Даже если бы у него ничего не было — это ничего бы не изменило. Мам, я люблю его.

Она громко бьет ладонью по столу. От хлопка где-то за окнами заходится лаем соседская собака.

— Даже слышать об этом не хочу. Ты ничего не знаешь о любви, Эвелина. А Олег… Он об этом не знает тем более. Я запрещаю тебе с ним видеться, слышишь? Я запрещаю!

— Мне уже двадцать два года — ты ничего не можешь мне запретить.

Мама открывает рот, чтобы разразиться новой порцией ругани, но потом обессиленной опускается на табуретку и стаскивает с волос платок. На стене напротив висит маленькое зеркало и она смотрится в него, причесывая волосы рукой.

А ведь я помню ее красавицей. У нее были длинные светлые волосы и огромные глаза, как у лани — светло-карие, с кукольными ресницами. И она сейчас как будто тоже вспоминает себя прошлую и сама на себя злиться за неуклюжие попытки хотя бы как-то привести себя в порядок.

— Мам, Олег меня не обидит. Он не такой человек. И вообще…

Она настороженно ждет продолжения, пока я снова и снова прокручиваю в голове наш с ним последний разговор.

— Я дала ему понять, что у меня есть чувства и он… В общем, он их не принял. Так что, — говорю с наигранным оптимизмом, — у тебя совершенно нет повода для беспокойства.

Мама даже не пытается скрыть вздох облегчения.

В голове снова всплывает моя сегодняшня странная находка. Почему я не могу просто спросить о ней? Что в этом такого? Любой нормальный человек, найдя такое, первым делом помчался бы к родителям выяснять, откуда это и почему, а у меня от одной мысли перед глазами как будто появляется бетонная стена, об которую разбивается любая инициатива.

— Тебе нужен ровесник. — Она снова смотрится в зеркало и непроизвольно проводит ладонями по лицу, задерживая пальцы в уголках глаз, где у нее уже заметно много морщин. — Человек, с которым у вас будут общие интересы и с которым вы стареть начнете вместе, а не друг за другом. Олег… он всегда был очень привлекательным и умел охмурять женщин. И даже спустя двадцать лет ничего не изменилось. Но что с ним будет еще через двадцать?

— Ему будет шестьдесят — только и всего.

— А тебе — только сорок.

— Столько же, сколько и тебе сейчас. Твоя жизнь закончилась? Или ты готова бросить мужа ради кого-то помоложе? Вам больше не о чем поговорить? Мам, ради бога, если есть причина, по которой ты так категорически против нашего с Олегом общения, то просто назови ее, чем выдумывать глупые отговорки. Никто из нас не знает, что будет через двадцать лет!

— Потому что это не любовь, Эвелина. Блажь, быть может, или просто романтическая привязанность к взрослому мужчине, но не любовь.

Я так много хочу ей возразить, но в итоге слова просто цепляются друг за друга, и из горла вырывается только непонятная какофония звуков, в которых нет никакого смысла.

Чувствую себя абсолютно разбитой.

— Знаешь, мам, я жалею только об одном.

В сердцах хватаю миску с вишнями, пытаюсь пересыпать их в большую банку, но больше половины просто рассыпается вокруг. Пытаюсь собрать их, но в итоге просто топчу. Вид красных пятен на полу, почему-то похожих на кровь, холодит что-то внутри.

Бросаю и миску, и банку, и ни в чем не виноватые вишни.

— Я жалею, что рассказала тебе.

В комнате хватаю телефон и выбегаю на улицу, чтобы позвонить. Здесь ужасно ловит мобильная связь. Буквально только на одну «палку» антенны, и еще нужно постараться найти место, где эта «палка» будет стабильной, а не пропадет через пару секунд. У соседей есть вай-фай через модный спутниковый терминал, и в прошлом году они поделились паролем в обмен на то, что я понянчилась с их близнецами, пока они что-то отмечали с большой компанией друзей, и с тех пор так его