Читать книгу - "Млечный Путь - Натали де Рамон"

Жюль Рейно сидел в своем кабинете за письменным столом перед компьютером. На фоне яркого окна, боком к Марте, с «воскресной» щетиной и в красно-синей байковой клетчатой рубахе. Подобно большинству мужчин по выходным Жюль старался увильнуть от общения с бритвой, а клетчатые рубахи он носил всегда, сколько Марта его помнила. В юности, вероятно, они были своего рода вызовом белым воротничкам его традиционно банкирской семьи, а с возрастом стали буквально его визитной карточкой. Варьировались лишь яркость клетки и ткань: тонкий хлопок и сдержанные тона — для деловых будней, байка и ярчайшая клетка — на досуге в любое время года.

Полосатых рубашек Жюль не признавал вообще, как, кстати, никогда не носил и трикотажные футболки. По его мнению, он выглядел в них слишком толстым. Впрочем, он вообще был толстым. И в юности, и сейчас. Но именно этим-то и нравился Марте. Рядом с Жюлем она чувствовала себя хорошо и спокойно, как рядом, скажем, с толстым деревом: хочется прижаться и ощущать его силу и защиту. А особенно приятно прижиматься к Жюлю, когда на нем как раз байковая рубаха — тогда он совсем теплый, мягкий и трогательный.

Да, он ужасно трогательный, с умилением думала Марта, нежно рассматривая пухлый профиль мужа с двойным подбородком, мясистым носом и пышными усами. В отличие от постоянства клетки, усы Жюль носил лишь периодически, и Марта никак не могла понять, нужны они ему или нет. С одной стороны, с усами большие глаза Жюля делаются еще выразительнее, но с другой — усы нивелируют мужские лица вообще, не говоря уже о том, что усатый Жюль — абсолютный клон банкиров Рейно с фотографий девятнадцатого века. Тех самых буржуа, против которых юный Жюль, как человек искусства, бунтовал всеми своими разноцветными клетками. И любое напоминание об этом сходстве — пусть даже с историко-романтическим оттенком — начисто лишает Жюля чувства юмора и по сей день, за исключением разве что застольной беседы на неизменном рождественском ужине в кругу его семейства, некогда снисходительно позволившего недотепе Жюлю заняться тележурналистикой — и снисходительно же не пожалевшего инвестиций в его образование, а ныне на все лады гордящегося им же — зрелым плодом своих удачных вложений в интеллектуальную собственность страны, как любит всякий раз напомнить в тосте его папаша, такой же толстый, но гораздо более самодовольный и самовлюбленный, чем Жюль.

Впрочем, для сходства с банкирами, нежно глядя на мужа, подумала Марта, все-таки тебе нужен фрак или смокинг и хорошенько побриться, а сейчас, мой дорогой, в этой рубахе ты похож на провинциального лавочника или даже крестьянина, но уж никак не на свободного художника…

— Просто очень удачно. — Не оборачиваясь и не отрываясь от компьютера, Жюль потянулся, высоко выбросив руки над головой, и откинулся на спинку кресла; он разглядывал изображение на экране так, как художник смотрит на картину, когда доволен собственным творением. — Удивительно, насколько же все-таки удачен этот мой белый смокинг!

Марта одарила профиль Жюля ласковой улыбкой, поставила на стол подносик со стаканом и бутылкой перье, обняла мужа сзади, положила голову ему на плечо и, прижавшись щекой к его горячей толстой шее, сказала, глядя на экран:

— Вообще красиво, когда на свадьбе все в белом, а не только невеста. — И погладила его по байковой груди. — Неужели тебе не жарко в такой теплой рубахе?

На экране тем временем был общий план: бесчисленное количество гостей за столами под голубым сияющим небом. За их спинами — синее море с белыми парусниками и силуэтами парящих чаек. В убранстве столов тоже много голубого и белого. Господа — в белых или совсем светлых смокингах и фраках, дамы — в белых или пастельных тонов платьях. Подружки невест — исключительно в белом, как и оба жениха — новоиспеченный и с двадцатипятилетним стажем. Оркестр — тоже белоснежный — играет вариации на тему «Женитьбы Фигаро». Колышутся белые подолы скатертей, белые и голубые ленты бантов столового декора.

Жюль накрыл руки жены своими горячими ладонями.

— Мне-то жарко, конечно. Мне всегда жарко. А вот твои курьи лапки, — он по очереди поцеловал ее руки и прижал к своим щекам, — даже сейчас ледышки!

— Это тебе кажется, вулкан. — Она чмокнула его в затылок. — А ты бы все-таки переоделся. Огюст к обеду придет, знакомить со своей девушкой.

— Так мы с ней уже познакомились! — Жюль развернулся вместе с креслом, сгреб Марту и посадил к себе на колени.

— Ой, что ты делаешь?! Сломаешь кресло, мы же свалимся!

— Не должны. Ты такая приятненькая, прохладненькая… — Обнимая Марту, он вернул кресло в прежнее положение и ткнул пальцем в экран. — Вот же она! Подружка невесты. Черт, до чего тесен мир…

— Пожалуй, — согласилась Марта. — Я тоже меньше всего ожидала встретить в Довиле твоего племянника.

Жюль поднял вверх указательный палец.

— Сына! Официально Огюст — мой сын. Забыла, сколько было проблем с его усыновлением? А с ним самим? Ведь полная бестолочь и лентяй каких поискать!

— Да ладно. Просто тебе обидно, что он никогда не интересовался телевидением, а стал финансистом, как все Рейно.

— Конечно, обидно. — Жюль вздохнул и как бы невзначай полез рукой в вырез блузки Марты. — Я бы помог ему сделать на ТВ такую карьеру!

— Зато ты помог в этом моей Эльзе[4], — сказала Марта, поглядывая сверху на уже активные манипуляции мужа под своей блузкой. — Что-то у тебя сегодня очень лирическое настроение…

— Воробышек… — томно прошептал Жюль и, щекоча усами, поцеловал ее в шею. — А на тебе нет бюстгальтера… — Поцеловал еще раз. — А трусики на тебе есть?..

— Есть, представь себе… Ой, подожди-подожди! Давай посмотрим. — Она мотнула головой в сторону экрана. — Мне очень нравится эта сцена!

Горячая рука мужа замерла под блузкой Марты.

— Когда жених обнимает живот невесты и прислушивается к нему? — описал происходящее на экране Жюль. — А потом другие гости начинают подходить к ней и тоже слушают ее живот по очереди?

— Да! Очень трогательно, правда? В этом есть что-то такое… ритуальное. Ну как будто поклонение Мадонне…

— Ха! — хмыкнул Жюль, убрал свою руку из блузки и потянулся к бутылочке перье. — Тоже мне, нашла непорочную девственницу! Такая роскошная свадьба, стильная, в традициях, один кюре чего стоит… — Жюль открыл бутылочку и наполнил стакан; Марта молчала. — В день серебряного юбилея брака родителей. Двойное торжество! И съемочная группа Виктора Пленьи[5]поработала на славу. А все коту под хвост…