Читать книгу - "Трубадура - Дарья Волкова"

Дуров смотрел на него долго и не мигая. От этого, наверное, у него стали слезиться глаза. Впрочем, они у него часто слезились. Профессор резко откинулся на спинку стула и потянул в сторону древний шерстяной галстук. И тут только Степа осознал, как бледен его визави. Это все свет от торшера, желтый, обманный!

- Не беспокойтесь! – замахал рукой Павел Корнеевич, заметив Степину попытку встать. – Все в порядке! Разве что окно… Если не сложно, отворите.

Пока Степа воевал с рассохшейся рамой и соображал, что он, собственно, наговорил, Дуров привел себя в порядок. И даже нож поднял.

И вот статус-кво восстановлен. Двое собеседников за круглым столом в свете круглого абажура. Но атмосфера в комнате совсем иная.

Степан подлил Дурову в чашку, какое-то время смотрел, как профессор пьет чай. Мысли собирал, слова выбирал. Надо же теперь новый рисунок игры подбирать.

- Павел Корнеевич, только вот какое дело тут… - собственный неуверенный тон Степану не нравился, но как выправить – не понимал. – Мы не планируем торопиться… с этим событием. Потому что…

- Все прекрасно понимаю, Степочка!

Степочка. Замечательно. Теперь он уже Степочка. А не все ли уже равно. Цифры на табло менялись как сумасшедшие.

- Я догадываюсь, что репутация у меня – как у пня замшелого, - продолжал Дуров. – Но я человек разумный. И понимаю, что каждое время имеет свои… внешние атрибуты. То, что было необходимым в мое время, сейчас… Да и в мое время, знаете ли… – он махнул рукой, ничего при этом не уронив. И снова вернулся к чаю.

- Да не в атрибутах дело. То есть… понимаете… - Степка чувствовал себя окончательно запутавшимся. Не мог понять – где заканчивается правда и начинается обман. И есть ли этот обман вообще? Но потребность сказать какие-то правильные слова – знать бы только, какие! – именно здесь и сейчас была сильной. Практически непреодолимой. – Просто у меня в данное время период в жизни непростой. Знаете, есть шанс, что возьмут играть в национальную сборную.

Зачем он сказал об этом Дурову, Степан не представлял. О таких вещах надо молчать. Молчать до того момента, пока у тебя контракт в кармане не будет лежать. И нет никакой уверенности, опять же, что профессор вообще поймет, о чем речь. Он не производил впечатления человека, увлеченного каким бы то ни было спортом. Да и сами спортивные реалии были иными в те времена, когда Дурова это могло в принципе интересовать.

В своих предположениях Степан ошибся.

- Это потрясающая новость! – всплеснул руками Павел Корнеевич. Степан поймал себя на том, что рефлекторно отслеживает, что он при этом может уронить. А ничего. Все устояло. – Это же такая честь – представлять страну на самом высоком уровне. Это то, чего вы хотели, Степан?

- Ну, в общем, да. Только это вопрос еще не решенный. Мне вот как раз сейчас… Точнее, через пару недель, надо будет показывать свою лучшую игру. Да и там потом…

- Я прекрасно понимаю, о чем вы говорите! – Дуров выглядел крайне воодушевленным. Будто и в самом деле понимал. – У вас сейчас переломный момент в карьере. Я совершенно уверен, что Тура вас поддержит. И я тоже! Хотя от меня толку никакого, но уж чем могу… А свадьба и прочие формальности – это все не к спеху, это подождет.

В этот миг Степка от души согласился с Артуром, что у него вместо головы мяч. Потому что понимать и оценивать происходящее он окончательно перестал. Вместо этого допил чай, убрал со стола, вымыл посуду. И даже стоически вынес рукопожатие профессора Дурова, которое в этот раз сопровождалось похлопыванием по плечу. Целовать по родственному в щеку не стали – и на том спасибо. Вырубился Степка, едва коснулся головой подушки.

*

Она приехала в чужой город. Незнакомый перрон, вокзал, который видит в первый раз. Непривычный воздух и очертания зданий. И лишь стела на площади Восстания пригвождает ее к этому месту, к этому городу, к себе. Протыкает все слои насквозь. Это ты, Тура Дурова. Ты. Ты все это сделала. Ты вернулась. И пора платить по счетам.

Внезапная весна в городе словно смеялась над ней, пока автобус катил по Невскому. И город прихорашивался весной – ярким солнцем, прозрачностью воздуха, улыбками людей, золотом шпилей и куполов. Все оттеняло то, что она везла в себе. Господи, не расплескать бы. Довезти. И там дома, можно лечь и умереть. Что еще остается?

Раньше были оправдания себя. Тем и занималась только, что их себе искала. А теперь их нет. Сама, все сама. Некому предъявить счет, некого обвинить, даже Елена тут не причем. Разве что гены ее, угу.

*

- Вы к профессору?

Его высокий широкоплечий силуэт, наверное, отпечатался у нее на сетчатке. Забыть не сможет – так кажется сейчас. А придется ведь. Придется.

- Можно и к нему.

- Заходи, - Степан посторонился, пропуская. Протянул руку за сумкой, но Тура качнула головой. – Не тяжелая?

- Нет.

- Как съездила? Удачно?

Не то слово, как, Степочка. В груди зародился всхлип, и Тура поняла, что счет на табло идет на минуты. Надо сказать, пока что-то есть еще внутри. Силы? Ну, может быть. Или что-то другое. Но и оно скоро закончится.

- Да. Нового опыта приобрела, - она поставила сумка на стул и открыла дверь в его комнату. Если Степана и удивило такое развитие событий, то виду не подал – прошел за ней.

- И в какой же сфере опыт? - на самом деле, детали ему были не слишком интересны. Хотелось поцеловать, но в свете того, как они поговорили перед ее отъездом – наверное, не стоит. А вот рассказать о разговоре с Павлом Корнеевичем – стоит. Но надо как-то выйти на эту… тему.

- Помнишь, Елена про попперсы рассказывала? – Тура прошла к окну и оттуда резко обернулась.

- Про… что? – Степан нахмурился. Покосился на кровать, там лежали купленные накануне кроссовки, еще даже не вынутые из ярко-салатовой коробки. Надо убрать их и, наверное, предложить сесть. – Смутно что-то такое припоминаю. Это вроде БАД или нет? Помню, Павел Корнеевич по их поводу ругался. А, кстати, Тура, о твоем деде…

- Нет, это не БАД, - у нее и голос резкий. Бритвенный какой-то. - Это такое химическое соединение. Лекарство. А еще его используют для иных целей.

- Для каких? – смысл диалога от Степана ускользал. Им сейчас что – больше нечего обсуждать? Кроме каких-то химических соединений? Или – если это лекарство – оно как-то связано с Павлом Корнеевичем и его здоровьем? – Для чего оно, Тура?

- Для чего? – медленно повторила она. – Афродозиак это.

- Афро… что?

- Трахаться под него круто.

Эти четыре слова Степан осмысливал долго. Плохо иметь голову-мяч. Мысли с нее соскальзывают. Он перевел взгляд на салатовую коробку – словно это яркий маркер мог что-нибудь прояснить. Потом снова посмотрел на Ту. Она ответила ему прямым взглядом. Но Степе показалось, что она его не видит. И вдруг стало страшно задавать следующий вопрос. Но он его задал.