Читать книгу - "Если это любовь - Элизабет Ренье"

Пирс с трудом перевел дыхание и заявил с оттенком ранее свойственной ему бравады:

– А я об этом и не думал, сэр. Даже британское правительство не может быть таким несправедливым.

Кэролайн, которой не терпелось забросать отца вопросами, заметила, что он слегка покачнулся и провел рукой по лбу. Она взяла его под руку.

– Папа, ты выглядишь таким усталым. Мы не будем приставать к тебе с расспросами, пока ты не усядешься в свое любимое кресло со стаканом портвейна.

Капитан похлопал дочь по руке:

– Я вижу, ты кое-чему научилась у своей матери. Где она?

– У реки, пошла навестить заболевшего рыбака. Она скоро вернется.

Они вошли в дом, Пирс принял шляпу капитана, стащил с него сапоги, нашел домашние туфли и придвинул низкую скамеечку ему под ноги. Не успел капитан усесться, как тут же появился однорукий Томас с бутылкой вина и стаканами. Капитан, вытянув уставшие ноги, шумно вздохнул:

– Как хорошо снова оказаться дома и знать, что за тобой поухаживают после тяжелой дороги. Квартира, которую я снял в Лондоне, оставляла желать лучшего, но после дома лорда Бренкомба, где хозяйствовал Тимоти… – Он осекся, покраснел и виновато взглянул на Кэролайн: – Прости, дорогая. Никак не могу привыкнуть…

– Понимаю, папа. Я тоже по временам… – Она закусила губу, не в силах продолжать.

Капитан смущенно кашлянул и обратился к Пирсу:

– Ты учишься ремеслу лакея, мальчик мой?

Пирс вытянулся:

– Вообще-то нет, сэр. Я только хотел выразить вам свою благодарность.

Единственный глаз капитана округлился от удивления.

– В самом деле? Это что-то новенькое. Черт, ты говоришь в точности, как Майлс. «Вообще-то нет, сэр. Вы неправильно меня поняли, сэр. Я только хотел повторить, что не желаю зла королю». Вот так он говорил в суде. Как его ни подстрекали, не смогли вырвать у него ни одного резкого слова, ни одного проклятия. Час за часом он отвечал им в своей медленной манере, от которой можно было сойти с ума. И в результате теряли терпение его обвинители, а не он. Он был так спокоен, будто произносил речь на Ассамблее у себя в Уильямсбурге, а не боролся за свою жизнь в английском суде.

«Боролся за свою жизнь». Кэролайн вдруг ясно осознала смысл этих слов. Так вот как он предпочел сражаться – словами, публично, так, чтобы мог просить за свое дело, как и за свою жизнь. Она закрыла глаза, всем своим существом желая оказаться в здании суда, передать ему все силы, которые у нее есть. Но разве капитан не дал ясно понять, что сила Майлса в нем самом? Даже в тюрьме, писал ей отец из Лондона, Майлс отказался от более удобных условий, которые мог получить благодаря своему состоянию, и предпочел жить в камере с остальными заключенными, помогая им всем, чем только мог.

Вот Тимоти действительно нуждался в ее поддержке, но Тимоти умер. А Майлс уедет домой и исчезнет из ее жизни, он уже это решил.

Девушка пыталась забыть о своем разочаровании и радоваться его оправданию, но в голове вертелась главная мысль: больше она Майлса не увидит. Он для нее потерян, как если бы его продолжали держать в тюрьме.

В комнату вошла Амелия, шурша черным шелковым платьем, и, нагнувшись, поцеловала мужа в щеку.

– Извини, что не могла встретить тебя, дорогой. Ты выглядишь таким уставшим. Кэролайн, ты, наверное, замучила отца своими вопросами?

Капитан взял ее за руку и улыбнулся:

– Думаю, тебе нужно было бы стать учительницей. – Увидев, что она нахмурилась, быстро добавил: – Я хотел сделать тебе комплимент, дорогая. Ребята были очень терпеливыми. А теперь, когда ты пришла, я расскажу все подробно.

– Но, папа, – воскликнула Кэролайн, – разве ты этого еще не сделал? Ты описал, какое хорошее впечатление произвел Майлс. Ты сказал, что его сочли невиновным и отпустят на свободу.

Капитан одним глотком осушил свой стакан.

– Этого я не говорил, дитя мое.

Услышав его тон, увидев выражение лица, она вся похолодела. Только теперь девушка поняла, что причиной резких морщин, пересекших его лоб, и потускневших глаз была не только усталость от дороги. Она опустилась на пол рядом с ним и положила руки ему на колени.

– Папа? – еле выговорила она.

Николас глубоко вздохнул и накрыл ее руки своими.

– Я сказал, что Майлса не повесят, но не сказал, что отпустят на свободу.

Пирс вскочил на ноги. Рука Амелии крепко стиснула руку мужа. Она тихо спросила:

– Что же тогда с ним будет?

Избегая смотреть на жену, капитан угрюмо сказал:

– Он находится в Ньюгейтской тюрьме. Его приговорили к трем годам заключения.

– Я не хочу ехать домой! – заявил непримиримо Пирс.

– Если ты намерен стать солдатом, – сурово сказал ему капитан, – то должен научиться исподнять приказания без всяких возражений.

– Но я еще не солдат. И меня ждут неприятности, когда я приеду домой, а Майлса рядом не будет, чтобы…

– Черт, так ты мужчина или тряпка? – загремел капитан Пенуорден. – Я надеюсь на тебя, мой мальчик. Если ты слишком боишься порки…

– Боли я не боюсь, сэр! – возразил Пирс. – А боюсь языка матери, как и мой отец.

Капитан хлопнул себя по колену и разразился хохотом.

– Вот оно что! Значит, у вас дома бабье царство? Так было бы и в доме Кэролайн, если бы… – Он шумно закашлялся, искоса взглянув на дочь, которая подшивала рубашку Пирса. – Что ж, этого не изменишь, – поспешно добавил он. – Это желание Майлса, да и я думаю, что тебе лучше вернуться в Виргинию на том судне, на котором должен был уехать он. Я написал твоему отцу, и Майлс кое-что приписал, объясняя твое поведение. Ты был глупым несмышленышем. А с каким мальчишкой такого не случается? Да еще когда мой племянник, твой крестный отец, забил тебе голову своими опасными идеями…

– Это идеи здравые, сэр, потому-то Майлс и находится в тюрьме.

– Майлс сидит в темнице, потому что оказался слишком наивным и доверил свои мысли бумаге. Это было очень, очень неразумно. Когда письмо зачитали в суде, я подумал, что надеяться больше не на что. Хорошо еще, что лорд… один член правительства, – поправился он, снова кинув взгляд на дочь, – заявил, что в письме Майлса не говорится, против кого он собирается поднять оружие. Вполне может быть, что речь идет о французах или индейцах, предположил этот джентльмен. А у Майлса хоть на этот раз хватило ума воздержаться от возражений. Поэтому его отправили в тюрьму только за подстрекательство к бунту. Знаешь, мой мальчик, если бы все высказывали свои мысли вслух или допустили, чтобы секретные письма попадали в руки врагу, то расстреливать пришлось бы каждого второго. Вот так! Надо уметь держать язык за зубами.