Читать книгу - "Четвёртый Рим - Таня Танич"

Именно об этом я думаю, продолжая бродить по своей квартире из угла в угол с новым бокалом — я долго решала, чем его наполнить — валерьянкой или вином. И решила, что после выпитого у Инги, валерьянка мне не поможет. Как не помогает и вино, только добавляя нервозности — неужели я не знала о том, что алкоголь — депрессант и только усиливает тревожность!

На часах уже заполночь, я встаю с постели во второй раз, снова включая свет, и наполняю стакан сначала водой, а потом добавляю немного вина. Завтра я буду ужасно себя чувствовать и, возможно, придётся отменить утренние консультации, это очень непрофессионально и эгоистично, но… Вряд ли мне будет хуже, чем сегодня.

Я понимаю, что не усну, пока не сделаю это. Не нарушу обещание, данное Микаэле.

Пусть лучше я испорчу наши отношения и пошатну доверие — но я не могу оставить ее на взводе, так далеко и совсем без контроля. Иногда приходится делать нелёгкий выбор — кто ты, родитель или лучший друг своему ребёнку. И я выбираю быть родителем даже ценой дружбы, если вдруг придётся ее заплатить. Друзей у Микаэлы будет ещё много, а вот родителей — всего двое, и наша главная задача — заботиться о ней и её безопасности.

Пройдя ещё раз на кухню и всё-таки накапав себе валерьянки, нервно провожу руками по волосам и сажусь в то самое кресло, в котором веду консультации онлайн. Так, спокойнее. Это место, в котором я чувствую себя уверенно, так будет и сейчас. И неважно, что допивая валерьянку с вином, я слышу, как стучат о край стакана мои зубы.

«Ты мне нужен. Позвони»

Только отправляя это смс, понимаю, что звучит оно довольно двусмысленно, но даже это меня особо не волнует. Для того, чтобы привлечь его внимание, я готова хоть голую фотку выслать, как он любит — лишь бы отреагировал.

По нашей негласной традиции, первым звонит или пишет всегда Ромка. И всегда пробивает стену моего молчания, как бы я ни пыталась закрыться. Когда я несколько раз пробовала достать его, эти попытки заканчивались ничем.

Он выходит на связь только тогда, когда хочет он.

Но сейчас — я должна, просто обязана к нему достучаться. Как и ожидала — проходит четверть часа, никакого ответа нет. Высылаю ещё одно сообщение в мессенджер, после которого звоню в роуминг. Этот звонок он обязательно услышит и отреагирует — не так уж часто я его беспокою, особенно в полвторого ночи. Хотя, это у меня полвторого, у него на час раньше. Я не знаю, успел ли он приехать домой или все ещё где-то развлекается, один или в компании — где бы ни был отец моей дочери, я должна его найти.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Первый звонок остаётся без ответа, а второй он… сбрасывает. Ага, есть контакт! Хоть и такой, но всё-таки есть. Набираю его снова, и снова отбой. Как иронично — всего несколько дней назад он умирал-не мог жить без меня, так я была нужна ему хотя бы по фейстайму. А теперь — сбрасывает раз за разом, даже без объяснений.

Ну да ладно. Сказанное в порыве страсти или гнева всегда стоит делить на десять, и я почти перестала обижаться на него за эти резкие переходы от одержимости к пренебрежению. Мне, в конце концов, не его отношение нужно. Мне нужно, чтобы он взял под контроль ситуацию с Микой, это важнее любых личных амбиций.

Звоню ему в который раз, уже по фейстайму, включив видеосвязь, предварительно отсылаю ещё несколько сообщений: «Это по по поводу Микаэлы», и наконец, пробиваю стену молчания.

Видео-звонок он принимает только с четвёртого раза — и то, только потому, что здесь есть картинка. Ромка не любит читать сообщения, не терпит обычные звонки. Он живет и чувствует глазами, визуально, поэтому, подозреваю, не отшил в очередной раз меня только потому, что я хочу с ним пообщаться через видео. Всех моих смс и сообщений в мессенджерах он мог и не читать.

Так оно и выходит — когда нас соединяет и картинка на экране из пикселей превращается по во вполне отчётливый образ, первое, что я слышу, это:

— Что надо?

Отлично. Я всё-таки дозвонилась. И он всё-таки говорит со мной, не смотря на не самое доброжелательное приветствие.

— Доброй ночи, — говорю, отставляя стакан с вином подальше, чтобы он не мог его увидеть. Мне совсем не надо, чтобы он знал, как я волновалась, прежде, чем позвонить. Пусть думает, что это рядовой случай для меня. Пусть я сама так думаю.

— Доброй… — сквозь зубы цедит Ромка. — Ты что, поздороваться захотела? Если так — то всё, отбой.

Двух секунд мне хватает, чтобы понять, где он находится и почему такой злой.

Он в мастерской — эту я ещё не знаю, видимо, недавно он нашёл новое помещение. За его спиной вижу большие арочные окна, которые днём дают много света, «А свет — это главное, Женька. Не учтёшь угол падения — и всё. Объём, пропорции, постановка — все будет похерено!» Ромка столько раз говорил мне эту фразу, что даже спустя годы она звучит в голове всякий раз, когда я вижу помещения с интересным освещением, легкие и заполненные солнцем.

Сейчас, правда, в его окнах, как и в моих — ночь, но в отличие от моей комнаты, подсвеченной только небольшим торшером, у него включены все лампы, а значит — он работает.

Я вижу это ещё и по следам белой пыли на его руках, по бандане, которой перехвачен лоб, чтобы на глаза не падали волосы, по тому, что одет он в старую майку, поверх которой надет холщовый фартук, который узнаю сразу, пусть и не вижу его полностью — и не могу сдержать улыбку. Когда-то я сама придумала эту модель и подарила ему на день рождения, жутко волнуясь, как он воспримет всё это. Ему всегда было сложно дарить подарки — казалось, у него все есть.

Но тогда я угадала — много раз наблюдая, как Ромка работает, отвлекаясь на то, чтобы дотянуться до какого-то инструмента, я решила, что этому можно помочь. С девчонками из трудового факультета (никто из них, конечно не думал становиться учителем труда, а метил в знаменитые дизайнеры) мы придумали и пошили нечто новое, модель нашей собственной конструкции, которая позволяла держать все необходимое под рукой — вернее, идею подала я, а начертили выкройку и пошили они. Для этого от меня требовалось много информации, которую я добывала всеми возможными и невозможными способами.

Тайком, чтобы он ни о чем не догадался, я подсчитывала и замеряла все его стеки, ножи и сверла, а потом мы с подружками придумывали, как бы это все лучше расположить, чтобы было и красиво, и удобно. Мне лично пришлось отдать на вставки для нашего шедевра пару любимых джинсов и одну холщовую сумку, тоже любимую, между прочим.