Читать книгу - "Непросто Мария, или Огонь любви, волна надежды - Марина Рыбицкая"

– Мне – тяжело! – отрезала я. – Если он не помнит о завтрашнем дне, то оно и к лучшему. Меньше пострадает!

– Упрямая саламандра! – обозвала меня хранительница и утопала на кухню.

– Спасибо на добром слове! – крикнула я ей вслед.

Душ вернул мне бодрость и отвратное настроение. Я решила занять ум работой и переговорила сначала с Лёной, которая бурно возмущалась, а потом с эфирами, которые так же бурно радовались. Устав от противоположных реакций, я откинулась на подушки и прикрыла глаза. Следовало составить план действий и предусмотреть возможные неожиданности.

– Кобелино Диего! – раздался крик Натки. – Быстро домой! Что? Я и сказала – кабальеро! Домой! Одна нога там, другая тут! – Грозно: – Штаны зашью!

Я рассмеялась, но в коротком смешке не было ни капли веселья. Скривила губы. Ничего нормального для меня в этом мире не осталось. Даже на свидание хожу под присмотром. И кавалеры мои долго не живут. Думаю, Вольдемар уже больше не позвонит…

Бессонная ночь сомкнула тяжелые веки.

Утро встретило и вовсе нерадостно. Только-только начал сереть рассвет, как я почувствовала, что в комнате находится посторонний. Нельзя сказать, чтобы его присутствие мне чем-то особо мешало. Оно просто Ощущалось. Именно так. С большой буквы.

Даже не открывая глаз, я с уверенностью могу сказать, кто это. Наш «кобельеро». Никак решил вспомнить о покаянии и выбрать меня подушкой. Отказываюсь сразу!

Я наблюдала за ним сквозь ресницы.

Он сидел на подоконнике смутным силуэтом и тяжело молчал. Наверное, писал в уме сарабанду или сочинял новую пьесу. «Учитель танцев» плюс «Собака на сене» равно «Звезда Севильи».

Во всяком случае, видок у него был, слово его искупали в океане, а потом забыли высушить. И пах он… солью и водорослями. Не иначе суши где-то обтрескался!

Тихо скрипнул матрас, когда я пошевелилась. Блин! А могла бы еще поспать. Теперь придется работать GPS и показывать направление маршрута к медведям… Нет, не надо больше медведей!.. К пингвинам. С точностью до микрона. Иначе не дойдет. Сто процентов скажет: сбился в пути и вернулся за более подробными инструкциями.

Диего легко спрыгнул с подоконника и подошел к кровати.

– Я сплю! – предупредила я, вспоминая бородатый анекдот моего детства: «Так ведь нет никого!»

Не прокатило.

Опустившись на одно колено, как истинный кобелина – пардон, вырвалось… кабальеро, он сграбастал мою беззащитную руку и собрался…

Стоп! Чего бы он там ни собирался, начиная от лирики и заканчивая покаянием, все равно итог один – поспать мне не дадут! Трудно спать на мокрой от горючих слез подушке. Моих причем слез. Чужие бы я спокойно перенесла.

– Мария… – Голос так трогательно перехватило, что у меня осталось два выхода: припасть к нему на мускулистую грудь или удушить на бретельке от пеньюара. Можно совместить оба действия, но я выбрала третье…

– Я в коме! – И попыталась вытащить ладонь.

У кого-то первоочередная задача – исповедаться и получить индульгенцию с полным отпущением грехов, а мне нужно быстро решить, как убрать вот это чернявое красивое слабое звено с сильным мужским характером с линии огня.

При его дурацкой привычке загораживать мою грудь своей и портить мне имидж с него станется кинуться на ифрита с требованием оставить даму, то есть меня, в покое.

Тот даже согласится, наверно… Только уточнит, что покой – вечный.

– Мария… – Диего решил вырвать меня из комы насильственными методами. И повторял мое имя, будто таблицу умножения. Как в школе. Ночью разбуди: сколько будет пятью шесть? Тридцать! Так и он: кто главный кошмар твоей жизни? Ответ – Мария!

– Коматозные ничего не слышат! – предупредила я.

Вот что ему сегодня делать на операции по ликвидации? Я сама впервые встречусь с таким противником и понятия не имею, где у него та игла, за которую нужно дернуть и до смерти замучить.

Тварь нам досталась… М-да, старый, древний как Вселенная, матерый ифрит, сумевший приспособиться в современном враждебном мире и довольно-таки холодном климате. А это значит, что он невероятно силен, имеет гибкий ум и колоссальную способность к адаптации – то бишь выкрутится живым и невредимым даже из эпицентра ядерного взрыва. Да что это я! Как раз из эпицентра он выкрутится в первую очередь!

При подсчете сил: одна огненная, два эфира и одна земляная – напрашивается минус Диего. И тогда, может быть, – только может быть! – мы немножко наступим ифриту на хвост. Плюс Диего – и хвосты оторвут нам! В комплекте с остальными запчастями.

Нашего непробиваемого слово «кома» не впечатлило. Ну да, я ж еще шевелилась и издавала набор звуков, не доходящих до утрамбованного чувством вины мозга!

Диего начал с банального:

– Мария, нам с тобой надо поговорить…

И я поняла – и сну кранты, и покой мне только снится, и вечная память мне в коме!

– У-у-у! – простонала я, струсив от подступающего разговора, который ничем хорошим по определению не закончится. – Отдай руку – я буду страдать!

Диего безропотно выпустил ладонь. Я тут же отползла подальше, изображая помесь зубной и головной боли с добавкой гормонов стервозности.

– Нам нужно поговорить! – мрачно повторил мужчина.

– Нет! – подскочила я. – Никаких бесед! У нас карантин! Все молчат и кранты… карантинят! Молча! Поодиночке! Каждый в своем углу!

Диего мрачно пошевелил челюстью и попробовал пробиться вторично:

– И ты не хочешь от меня выслушать оправдания, где я был и почему отсутствовал сутки на работе? Не выслушаешь извинений? Не поругаешь? Не расскажешь, какой я нехороший бездельник и безответственный тип?

Я снова застонала. Ну за какие грехи мне все это?!

– А надо?.. – страдальчески сморщившись, тихо спросила я. – Можно я завтра тебе все вынесу – и вид, и выговор, и мозг, и зарплату? Давай сейчас расстанемся нетронутые эмоциями и с непобитыми чувствами.

– Но… – У Диего восстал дух противоречия. Господи, лучше бы у него восстала совесть!

Ну все! Он меня выбесил!!!

– Хочешь побыть мучеником – сходи к Лёне, – едко посоветовала я. – Она тебе все пропишет соответственно трудовому и моральному кодексу. Хочешь – латынью загнет, хочешь по-юридически отшлепает! У меня сегодня в отношении тебя «железный занавес».

– А… – Видимо, заткнуть этого упрямца можно было только мной. Но себя стало жалко.

– Нет! – рявкнула я, агрессивно подскакивая. – «Но», и «А», и все прочее – не пройдут! Считай, что я – это триста спартанцев! Одна за всех! И вообще, у меня траур по Вольдемару! Дай пострадать, что не я его опять добила!

– У тебя на уме один Вольдемар! – вспылил Диего.

– Конечно, – изумилась я. – А где он, по-твоему, должен быть? Варианта три – один неприличный. Промежуточный – «на теле», как я понимаю, тоже не рассматривается?