Читать книгу - "Оковы страсти - Розмари Роджерс"

Николасу удалось наконец снять один ботинок, он перевернул его и, в душе проклиная все на свете, смотрел, как из него выливается вода. Черт ее побери! Это все из-за нее! Глубокие царапины, оставшиеся от ее ногтей на спине и шее, больно саднили, а от такой, как она, он вполне мог получить заражение крови и умереть; и тогда как же эта стерва будет смеяться, радуясь, что отомстила ему за то, что он сказал ей правду о ней самой. Ведь она, несмотря на все ее заверения и протесты, не более чем трусливая кокетка, которой изредка доставляет удовольствие пускаться в разные авантюры. Полуробкое, полудикое дитя природы, как он воспринял ее в ту колдовскую лунную ночь, оказалось лишь плодом его воображения. И он, старый дурак, поверил в невозможное! Ему, цинику, следовало бы лучше разбираться в людях!

Стараясь снять второй ботинок, Николас дал волю всем своим мрачным и злым мыслям. Случайно подняв глаза, он вдруг замер. Он все еще сидел согнувшись, обеими руками пытаясь стянуть мокрый и хлюпающий ботинок, а сам пристально смотрел на фигуру, которая выглядела так, будто волны, наигравшись с ней, выбросили ее на берег… Вымокший, несчастный, бездомный ребенок! Или нет… скорее наполовину утонувший котенок. Во всяком случае, то жалкое создание, которое он видел перед собой, ничего общего не имело с той злобной фурией, которую он только что выкинул в океан и ничуть не напоминало ту расчетливую авантюристку, которую он еще минуту назад представлял себе в своих мыслях.

Если бы Алекса знала, о чем он думает, то, возможно, повернула бы назад в океан, из которого только что выползла; но в этот момент она ни о чем не могла думать, потому что была едва жива, пытаясь выбраться на берег. Когда он бросил ее в воду, она была так измучена слезами и отчаянием, что вполне могла утонуть. Она наглоталась соленой воды, прежде чем ей удалось всплыть на поверхность и, наконец понять, что она вполне может достать ногами до дна. Намокшие юбки не давали ей возможности плыть, поэтому она инстинктивно наполовину пошла, наполовину поползла по направлению к берегу, с невероятным трудом борясь с накатывающими на нее волнами.

Сейчас она мечтала лишь о том, чтобы выбраться на сушу, где волны не смогли бы добраться до нее. Алексе казалось, что все чувства оставили ее, она была настолько опустошена, что ничего не имело для нее значения. Единственное, о чем она мечтала, это добраться до какого-нибудь безопасного места, где можно лечь и отдохнуть. И уж, конечно же, меньше всего ее волновал в этот момент ее вид. Волосы, мокрыми прядями спадавшие на лицо, больше напоминали крысиные хвосты, а бархатная лента, вплетенная в них, выглядела довольно печально; ее замечательное зеленое платье, которое она всегда так любила, не имело ничего общего с тем, каким было когда-то. И платье, и та единственная нижняя юбка, которую сегодня Алекса решила надеть, намокнув, слишком откровенно облегали ее стройное молодое тело. Кроме того, платье на одном плече спустилось, обнажив прекрасную грудь. Для того чтобы легче было идти, Алекса бессознательно почти до колен подняла юбки и теперь больше походила на вымокшую под дождем, заблудившуюся, бездомную девчонку из бедных кварталов Лондона или Парижа, готовую отдать все ради куска хлеба и теплой постели.

Не сознавая того, как выглядит, Алекса продолжала выбираться из воды, пошатываясь, как лунатик. Николас как вкопанный продолжал наблюдать за ней. Внезапно вся его ненависть исчезла, и ему нестерпимо захотелось расхохотаться. Вымокшее создание, оставленное океаном после отлива! Забыв про свои загубленные ботинки, он ухмыльнулся, ожидая, когда она подойдет ближе. Если бы только она могла сейчас себя увидеть, она никогда бы после этого не держалась столь гордо и высокомерно. С неприязнью он наблюдал за тем, как она выползает из воды, пока наконец ей не удалось вновь встать на ноги. Но теперь неожиданно для себя самого Николас вдруг обнаружил, что ему больше не хочется презрительно смеяться над ней. Его глаза задумчиво сузились, пока он пристально рассматривал ее. Все еще оставаясь в одном ботинке, он откинулся назад и облокотился на локти. Он внимательно, насколько позволял лунный свет, изучал удивительную красоту ее тела. Его взгляд медленно поднимался от ее изящных лодыжек по голым ногам, по четкой линии бедер, которые подчеркивали ее тонкую талию. А ее грудь, как он уже заметил раньше, была высокой и упругой и такой безукоризненной формы, что могла заставить даже святого испытать желание дотронуться до нее руками или губами…

Когда наконец она добралась до него, Николас ничуть не удивился, потому что он сам страстно желал, чтобы она подошла к нему и предложила себя ему. Она упала на колени, ее глаза, в которых отражались звезды, мерцали, как будто она тоже была загипнотизирована внезапной страстью, охватившей их обоих. Ее кожа блестела от соли и песка и казалась покрытой слюдой, она отражала даже самый слабый свет. Наклонившись вперед, она будто предлагала ему свою нагую грудь, только ее платье все еще ревниво прикрывало сосок.

Его пальцы страстно желали снять с нее это платье… Николас уже сделал шаг по направлению к ней, как вдруг она заговорила слабым голосом:

— Мне… мне кажется, я совсем плохо себя чувствую…

Забыв обо всем, Николас выругался по-испански:

— Проклятие! Мне следовало бы…

Он отпрыгнул в сторону, и вовремя, потому что ее плечи содрогнулись, а ее тело стало безудержно освобождаться от соленой воды, которой она наглоталась.

Когда все закончилось, Алексе едва хватило сил, чтобы пройти немного вперед. Она упала, зарывшись лицом в песок, и лежала не шевелясь, почти без сознания. Она забыла о происшедшем, забыла о нем… забыла обо всем, кроме этого ужасного, отвратительного чувства тошноты и головокружения, которое так внезапно охватило ее. Она продолжала неподвижно лежать на песке, ни о чем не думая, а ее мозг подсознательно фиксировал какие-то мелкие, незначительные вещи. Например, шум волн, бьющихся о берег, запах песка, ощущение тяжести во всем теле, как будто она была придавлена мокрой одеждой и гривой намокших волос. Ей не хотелось ни двигаться, ни думать. Ей только хотелось заснуть, а потом проснуться в собственной кровати дома и с облегчением убедиться, что все это был лишь ночной кошмар. Дом, с его знакомыми звуками и запахами, с утренней прохладой, заставлявшей ее повыше натягивать одеяло. Иногда она укрывалась с головой, чтобы не слышать сквозь открытое окно громкое птичье пение и тягучие песни тамильцев, работающих на кофейных плантациях. Но, в конце концов, ее всегда будил знакомый запах: серо-голубой дымок, идущий с кухни, наполненный запахом карри и кипящего черного чая, врывался в комнату, когда старая няня-туземка приносила ей чашку чая, чтобы Алекса смогла наконец окончательно проснуться. Ее воспоминания были настолько сильными и яркими, что Алексе показалось, что она сейчас услышит голос няни, ругающий ее за то, что она все еще лежит в постели, а потом хитро напоминающий ей, что ее лошадь уже оседлана и настолько возбуждена, что конюх едва удерживает ее и грозится поехать на ней сам, если мисс в ближайшее время не спустится.

— Он бы лучше…

Алекса поняла, что говорит это вслух. Она настолько погрузилась в свои воспоминания, что была почти поражена, когда почувствовала на своем теле мокрую одежду.