Читать книгу - "Сильнее смерти - Лора Бекитт"

…Высокую прическу женщины венчали парные черепаховые гребни, украшенный зубчатым узором широкий пояс из китайской ткани был повязан поверх наряда «поздняя весна» – ослепительно-белого кимоно на алой подкладке.

Человек, что смотрел на нее и беседовал с ней в этот час, знал, что она носит косимаки[26]тончайшего красного шелка, словно какая-нибудь благородная дама, и что ее прелестные губки могут кривиться презрительно и капризно, а быстрый взгляд из-под длинных черных ресниц пронзать безжалостной насмешкой.

– Ты и вправду так хороша, Кэйко, как о тебе говорят. Я убедился в этом. В нынешнем году истекает срок подписанного тобою контракта, но ты должна понимать, что едва ли сможешь освободиться. Ты уже думала о своем будущем?

– Не думала, господин, – просто сказала она.

– Напрасно. Ведь тебе часто предлагали выкупить твой контракт?

Она помолчала, прикидывая, как лучше ответить, потом решила сказать правду:

– Очень часто, господин.

– Не сомневаюсь. И ты никогда не соглашалась?

Она опустила ресницы:

– Нет.

– Почему?

Он услышал легчайший вздох. Но ее лицо оставалось неподвижным, и голос звучал равнодушно:

– Мне не хотелось.

– Запрещала госпожа Суми?

– Нет.

– Значит, ты предпочитаешь именно такую жизнь: пять-шесть самураев в день…

Она не смутилась и небрежно произнесла:

– Обычно бывает не больше двух.

– Ах да! Ты же для особых гостей!

Она усмехнулась и ничего не сказала.

– И все же, – настаивал он, – почему?

Он спрашивал, как хозяин, да он и был хозяином этого заведения, и ее хозяином тоже. В последнее время он все чаще появлялся здесь.

– Я не думаю о них, не помню их лиц и их слов, не вижу их глаз, и мне неведомы их чувства. Если же это будет только один, мне придется впустить его в свою жизнь, и он станет ее частью. А я не хочу.

– Даже если это буду я?

Она смотрела, чуть приоткрыв губы, свет лампы дрожал в ее зрачках, а по высокому лбу и нежным щекам скользили мягкие матовые тени.

Мужчина взял чашку с саке и быстро выпил. Потом резко произнес:

– Сколько тебе лет? Молодость не вечна. Теперь ты можешь поучить своему искусству других девушек. Хочешь занять место госпожи Суми?

– Вы недовольны ею? – невозмутимо промолвила она.

Он усмехнулся уголками губ:

– Она мудра, но в ней уже нет живости, блеска, тогда как ты…

Он встал и властно протянул к ней руку, зная, что она не может отказать.

– Идем. Ты показала мне далеко не все из того, что способна сделать для знатного гостя, выбравшего тебя из многих других. Завтра можешь никого не принимать – я скажу Суми. Лучше еще раз подумай над моим предложением…

Утром, когда Кэйко расчесывала волосы, сидя в своей комнатке, к ней пришла госпожа Суми. Она смотрела на молодую женщину, следя за размеренными движениями ее рук и игрою света на спокойном лице. Кэйко не успела одеться, лишь небрежно завернулась в кусок ткани, и ее гладкие матовые плечи отливали янтарем, блистая меж струй шелковистых черных волос. Она покосилась на госпожу Суми, глаза которой покраснели от недавних слез, но ничего не сказала. А та неслышно опустилась рядом и выдохнула:

– Он приходил к тебе и говорил с тобою?

– Вы же знаете, что да.

– И провел с тобою всю ночь! – Госпожа Суми так сильно сжала сплетенные пальцы, что они хрустнули.

Кэйко промолчала.

– Я знаю, что он тебе предложил. Ты не согласилась?

– Нет.

– Но ты согласишься. Рано или поздно ты согласишься!

Кэйко не произнесла ни слова. Ее рука, державшая гребень, продолжала равномерно двигаться сверху вниз.

– На то, чтобы построить этот холм из песка, называемый жизнью, уходят годы, а потом неожиданно налетает буря и сметает все в один миг, – тяжело проговорила Суми.

– Значит, нужно строить из камня, – не глядя, отозвалась Кэйко.

– В нашей судьбе так не получается, – вздохнула Суми и прибавила с чуть заметным укором: – Я всегда была добра к тебе, Кэйко! С моей помощью ты стала первой из первых среди дзёро![27]

– И заработала для вас немало денег! – усмехнулась Кэйко, а помолчав, сказала: – В моей жизни были те, кто не причинил мне вреда, и те, от кого стоит держаться подальше. Что такое доброта, я не помню.

– Почему?

– Вы говорили о холмах. Так вот, все мои холмы разрушены давным-давно. И новых не построить.

– Почему? – повторила госпожа Суми.

– Просто не из чего.

– Но ты нравишься мужчинам! Ты, твое тело! – В голосе женщины прозвучало что-то похожее на ненависть.

Кэйко осталась спокойной.

– Мое тело – всего лишь препятствие между пустотой, что находится в моей душе, и великой пустыней этого мира. Вам не стоит волноваться – когда-нибудь и его победит время.

Госпожа Суми затаила дыхание.

– И что будет тогда?

– Я умру.

– Не умрешь, – твердо произнесла женщина и выпрямилась. – Ты уже мертва, как и я. Но ты еще можешь возродиться, а я уже нет. Ты хорошо сказала про время. Его долго не замечаешь, а потом вдруг начинаешь ощущать, как оно врезается в тебя, впечатывается в сердце, рвет душу на части. И ты понимаешь, что бессильна, потому что ты – женщина, хуже того – женщина, от которой всем нужно лишь ее тело! Мне столько же лет, сколько ему, но он еще молод, а пора моей молодости прошла. Время неодинаково течет для мужчин и для женщин, для богатых и бедных, для баловней судьбы и для тех, кто был ею отвергнут. Когда-то я была бедна, но жила беспечно и умела любить и прощать. Да, мы оба были бедны и незнатны, но потом он решил, что сумеет заработать денег, торгуя женщинами, и предложил мне… – Госпожа Суми горько вздохнула. – Я согласилась, потому что любила его. А теперь… – Она замолчала, неподвижно уставившись в пустоту.

– Вы говорите о господине Модзи? – спросила Кэйко.

– Да. Мне с самого начала следовало помнить о том, что он никогда не путает удовольствие с выгодой.

– И все же, – тут в голосе Кэйко впервые появились мягкие нотки, – вам повезло: тот, кого вы любите или любили, до сих пор рядом с вами, вы можете слышать и видеть его. А это уже похоже на счастье.