Читать книгу - "Волшебная ночь - Мэри Бэлоу"

Она очень музыкальна, размышлял он. Это чувствуется в каждом движении ее тела. Жаль, что у нее так рано отняли возможность играть.

— Играете вы действительно не очень уверенно, — сказал он, когда она закончила. — Но у вас есть легкость и чувство мелодии. Я решил сократить ваш рабочий день на полчаса, чтобы вы могли ежедневно заниматься здесь, в гостиной, с завтрашнего дня. Через месяц я попрошу вас приступить к урокам музыки с Верити. Вы не против?

Шерон, не смея обернуться, слегка склонила голову в знак согласия.

— Я буду заниматься одна? — спросила она почти шепотом.

— Не думаю, чтобы мне было в радость ежедневно слушать, как вы запинаетесь и мучаете ваши гаммы, — ответил он, предчувствуя, что отныне каждый день в известный час гостиная будет притягивать его как магнит. — У этой песни есть слова?

— Да, — ответила она. — Но они валлийские.

— И все же мне хотелось бы узнать, о чем она, — сказал Алекс. — Насколько я помню, ваш голос гораздо увереннее, чем ваши руки.

В первый момент ему показалось, что она откажется. Однако она повела мелодию снова, лишь один раз запнувшись на первых аккордах. И когда она запела, он уже не думал о ее игре. Ее голос захватил его.

У нее было нежнейшее сопрано, звучавшее так трогательно, что сердце Алекса пронзила неведомая ему доселе боль, и он понял вдруг, что готов расплакаться, как ребенок. Разве она не сказала, что песня о птице? Неужели он готов плакать по неведомой ему птахе? Он закрыл глаза и отдался потоку чувства, в которое окунался до этого только однажды, здесь, на этой земле. И этому чувству она дала валлийское имя. Хираэт? Кажется, так она назвала его? Хираэт.

— Да, — откашлялся Алекс в неожиданно наступившей тишине. — Временами фортепьяно казалось лишним, Шерон. Очень трогательная песня. Скажите, от всех валлийских песен хочется плакать?

— Наша музыка идет от сердца, — ответила она, вставая. — Валлийцы — эмоциональный народ. — Она обернулась и вздрогнула, увидев его. Она явно не ожидала, что он стоит так близко к ней.

— Мечтательный народ, — продолжил он, — страстный народ. И вы такая же, Шерон? — Всего один шаг вперед, даже полшага — и их дыхания сольются.

— Я?..

— Конечно, вы такая. — Он поднял руку и осторожно провел кончиком пальца по ее щеке. — Я слышал это в вашем голосе, когда вы пели. Я чувствовал это, когда целовал вас.

Скажи она хоть что-нибудь, сделай хоть какое-то движение, и он, возможно, сдержал бы себя. Так он думал позже. Но ведь она ничего не сделала. Ее огромные серые глаза смотрели на него в упор.

Его рука легла ей на плечо, другая обхватила талию. Он склонил голову, нашел губами ее губы, и в то же мгновение горячее желание пробежало по его членам. Он ощущал ее тело, стройное, крепкое, с хорошо очерченными формами, такое манящее и бесконечно желанное.

Он мучил ее губы легкими прикосновениями языка, пока они не разомкнулись, дрожа, пропуская его мимо ровного ряда зубов в свои глубины. Она выгнулась дугой, прижимаясь к нему. Он чувствовал, как ее пальцы перебирают его волосы. Она стонала. Вспыхивала и сгорала в его объятиях. Он горел страстью.

Но и затвердев от желания, он краем сознания помнил, что они в гостиной, что двери ее не заперты и что в любой момент кто-нибудь из слуг или, не дай Бог, Верити могут войти сюда. Если бы он забыл об этом, думал он позже, очень даже могло случиться, что он увлек бы Шерон Джонс на ковер и довел бы дело до конца. Он был почти уверен, что она не остановила бы его. Так же, как был уверен в этом в ту ночь, в горах.

Он смягчил свой поцелуй и ослабил объятия, затем со вздохом оторвал губы от ее губ.

— Это входит у нас в привычку, — произнес он.

— Да…

Он видел, что она еще не пришла в себя от жарких объятий.

— И что же нам делать с этим? — спросил он. Туман в ее глазах быстро слетел. — Будем бороться? — продолжал он. — Кажется, у нас не очень получается. Или все-таки сделаем это?

Наконец самообладание полностью вернулось к Шерон.

— Что «это»? — Ее глаза округлились. — Как вы смеете! Я не стану вашей любовницей! — Румянец залил ее щеки.

— Нет? — огорченно переспросил он, в то же время чувствуя какое-то внутреннее облегчение. — Что ж, выходит, будем продолжать борьбу. Вы очень красивы, Шерон Джонс. Скажу больше: вы сказочно привлекательны и желанны. И вы не пожалели бы, если бы согласились. — Последние слова вырвались как-то сами собой.

Но Шерон уже возмущенно расправила плечи и отпрянула от него. Он видел, как подступивший гнев помог ей прийти в себя, в то время как ему ничто не могло помочь избавиться от ощущения, что всего несколько минут назад он чуть не овладел ею.

— Я не стану вашей послеобеденной забавой, — сказала она. — Я не хочу быть матерью незаконнорожденных детей. Я никогда не соглашусь быть вашей содержанкой, даже если вы пообещаете мне самую роскошную жизнь и участие в жизни моих детей.

Вроде дорогой частной школы в Англии, уроков игры на фортепьяно и самого фортепьяно для этих уроков, подумал Алекс. Его внезапно озарило. Дядя? Неужели она дитя любви его дяди? Алекса передернуло от этой мысли. Неужели она его кузина?

— Нет, — сказал он. — Это было бы нечестно, не так ли? Все удовольствия и удобства — мужчине, а опасности и унижение — женщине. И порицание всех окружающих, всего общества. Люди здесь, как я понял, глубоко религиозны и щепетильны в подобных вопросах. Значит, мы будем бороться с этим, Шерон. — Вы — гувернантка моей дочери, я — ваш работодатель. Я — граф Крэйл, а вы — внучка рабочего с чугунолитейного завода. Да, мы будем бороться с этим.

— Я не должна больше приходить сюда, — сказала она. — Нельзя было мне приходить сюда. Я чувствовала, что этим кончится.

Какая прямая, какая честная женщина эта Шерон Джонс, подумал Алекс. Она знала, что этим кончится, но ведь и он знал об этом. Знал и не предпринял ничего, чтобы избежать этой опасности. Но теперь он не может отказаться от нее. Верити успела привязаться к ней, да и ей самой необходима эта работа. А ему, что нужно ему? Ему нужно хотя бы изредка видеть ее. Ему хочется вернуть ей хотя бы что-то из той жизни, какой она жила прежде, пока не стала взрослой. Он чувствовал, что обязан сделать это.

— Но вы ведь не откажетесь работать у меня? Вы придете завтра? — с надеждой спросил Алекс. — Верити так обрадовалась тому, что в замке появилась молодая женщина, которая будет заниматься только ею. Ей нужна женская ласка. И ей пора учиться. — «И мне нужно видеть вас», — добавил он про себя.

— Да, я приду, — ответила она почти шепотом. Он услышал в ее словах горечь. — Но такое больше не должно повториться. Я не хочу этого.

— Может быть, пообещаем друг другу? — предложил Алекс. — Пообещаем бороться с этими чувствами, поскольку они действительно не доведут нас до добра?

Она задумчиво посмотрела на него. В ее взгляде как будто сквозило недоверие.