Читать книгу - "Волчья мельница - Мари-Бернадетт Дюпюи"

— Что с тобой? — спросила Бертий. — Живот болит?

— Где папа? — вопросом на вопрос отвечала Клер.

— Вон там, разговаривает с мэром и нашим местным полицейским. Помаши ему!

— Нет, не сейчас. Пусть возвращается пешком, будет ему наука!

На глазах у изумленной Бертий кузина щелкнула кобылу поводьями по крупу. Поддавшись внезапной ярости, Клер пустила лошадь галопом и едва вписалась в поворот, подняв облако серой пыли. Рокетта, не привыкшая к такому обращению, закусила удила. Столь стремительный отъезд девушек удивил многих.

— Колен, ваша лошадь понесла! — обратился к своему собеседнику мэр.

Стоящий тут же Фредерик тронул бумажных дел мастера за плечо.

— Мсье, ваша дочь в опасности, а вы и бровью не ведете! Мне нужна хоть какая-нибудь лошадь!

Но на церковном дворе стоял только принадлежавший кузнецу мул, да и тот был впряжен в катафалк. Фредерик от злости топнул ногой. Колен Руа поспешил его успокоить:

— Клер прекрасно справляется с нашей лошадью, мсье! Она с десяти лет правит экипажем и в ничьей помощи не нуждается. Интересно только, какая муха ее укусила?

Окружающим оставалось лишь догадываться, дочку он имел в виду или все-таки кобылу.

* * *

Бертий чуть не умерла со страху. Всю дорогу она судорожно цеплялась обеими руками за поручень и вздохнула с огромным облегчением, когда лошадь остановилась перед родной конюшней. Клер вся дрожала, крепко сцепив зубы.

— Да что с тобой такое? — вскричала Бертий. — Я чуть не вывалилась на дорогу! Это все из-за Бертрана, да?

— Я узнала что-то ужасное, моя милая Бертий! И если это правда, предупреждаю сразу: я сбегу! Тем более что Жан предлагал, вчера вечером… Сказал, что с моими сбережениями мы доберемся до Америки и купим там участок. Там он будет свободным человеком!

— Тише ты! — прошептала Бертий. — Смотри, окно у тети Ортанс открыто настежь. Не дай бог, она услышит… Объясни наконец, что случилось! Пожалуйста, Клер!

Но кузина только помотала головой. Знаком она предложила Бертий вскарабкаться ей на спину. В гневе ее силы словно удесятерились. Увечная обвила руками ее шею и позволила перенести себя в плетеное кресло, заблаговременно оставленное во дворе, под яблоней.

В это время из перетирочного цеха вышел Фолле. Он уже начал скручивать сигаретку, когда Клер его окликнула:

— Ты не мог бы распрячь Рокетту и отвести ее на луг? Пожалуйста! А я занялась бы обедом, он уже запаздывает!

— Все, что пожелаете, мамзель Клер! — отвечал работник, пряча кисет в карман.

Озадаченной Бертий осталось только сидеть и смотреть, как кузина бежит к дому. Сидевший на привязи Соважон вскочил, чтобы последовать за хозяйкой.

— Сидеть, мой хороший! Сейчас вернусь и тебя отвяжу!

Клер казалось, что все это ей только снится. Вместе с тем она понимала, что любое повседневное действо — накрыть на стол, принести из погреба вино или нарезать хлеб — моментально остудит ее решимость, сделает ее слабой. Поэтому, подхватив юбки, Клер взбежала по лестнице — к матери. Ортанс вязала сидя, опершись о спинку кровати. Она даже не подняла глаз от своего рукоделия.

— Это ты, дочка? Расскажи, как прошли похороны бедного мсье Эдуара. Ты тяжело дышишь… Бежала?

— Мама, Бертран Жиро все мне рассказал. Ну, что я должна выйти замуж за Фредерика, потому что папа должен семье Жиро деньги. Это ведь неправда, скажи? Я же не вещь, которую можно дать в залог! Мама, ответь мне!

Ортанс пересчитала петли, прежде чем отложить белую распашонку, которую она уже представляла на миниатюрном тельце новорожденного сына.

— Тебе ли жаловаться, Клер? — заговорила она. — Лучшего жениха, чем Фредерик, еще поискать! В прошлом году он тебе нравился, и что ты только не делала, чтобы он тебя заметил! У Жиро — свой конный завод, а ты лошадей любишь. И прекрасный господский дом в Понриане. Ты будешь там хозяйкой. Только представь, сколько красивых платьев муж тебе накупит, чтобы ты выглядела достойно! Так что, доченька, даже если бы отец не занял у них денег, тебе сам Бог велит выйти за Фредерика замуж. А Бертран мог бы и не вмешиваться не в свое дело!

Клер слушала биение собственного сердца, отдававшееся, казалось, во всем теле. Растерянная, она присела на кровать. С тех пор как мать заперлась в четырех стенах, они почти не общались.

Не было повторений такой вспышки взаимной нежности, как в тот памятный день, когда между ними случилось нечто вроде примирения. Ничего — ни взаимопонимания, ни любви.

— Мама! — взмолилась она. — Никто не может заставить меня выйти за того, кто мне не нравится! Я свободна, у меня есть права…

— Какие еще права? — сердито вскинулась Ортанс. — Женщина рождается, чтобы служить мужу, содержать дом в порядке и чистоте и рожать детей. И уж поверь, лучше, когда все это происходит в богатстве, а не в нищете!

Клер стиснула кулаки.

— Тебе особенно не на что жаловаться! Ты ни в чем не нуждалась. И любила папу!

Ортанс выпрямилась на постели. Ее взгляд был уже не отсутствующим, а грозным. Пристально глядя на дочь, она тихо проговорила:

— Ты ничего не знаешь про мою жизнь, моя любопытная Клеретт! Но раз уж об этом зашла речь, слушай! Да, я любила твоего отца, но он… Колен испытывал ко мне лишь дружеские чувства. Он женился на мне только ради мельницы, которую мне давали в приданое. Видишь ли, я была уродина, и парни меня сторонились. Ты — другое дело! Ради тебя они на головах ходить будут, только свистни! Колен всегда относился ко мне хорошо. Был ко мне добр и внимателен. Только представь: в придачу ко мне шли все эти земли, река, переоборудованный на голландский манер перетирочный цех, водопроводящий желоб в хорошем состоянии, сушильни… Пастушья мельница! Странное название, не так ли? Но я знаю историю этого пастуха. Вот уж кому не повезло в жизни!

Клер, затаив дыхание, слушала мать, которая, казалось, заново переживала события далекого прошлого. Она забыла и о помолвке, заключенной без ее ведома, и о том, что работникам нужно подать обед, и о сидевшей в одиночестве кузине. А Ортанс продолжала своим низким, глубоким голосом:

— Давным-давно здесь жил один пастух. Свои земли он сдавал в аренду, а мельница в то время стояла заброшенная. У него было два десятка овец да старый слепой пес — и больше никого на всем белом свете. Ночевал он вместе со своей маленькой отарой в сарае. Жители Пюимуайена