Читать книгу - "Besame mucho, клуша! - Анна Яковлева"

— Шила в мешке не утаишь.

— Руки! — прорычал Дмитрий. — Матери на тебя нет.

— Есть у меня мать — дядя Вася.

— Какая мать, такое и дитя, — ворчал Щегольцов, снизывая куски мяса с шампура на блюдо, — ты, Вась, все-таки поговори с девушкой.

— Да, — тут же влезла Ленка, — поговорите. На романтическом ужине поговорите. Свечи, шампанское, комплименты. Очень освежает чувства.

— Тебе-то откуда знать?

— Так из книжек, дядя Вася. Вот и проверим теорию.

— Я и так целыми днями чувствую себя подопытной морской свинкой, — пожаловался другу Василий, — а теперь еще и это.

— Тяжелый крест достался ей на долю: страдай, молчи, притворствуй и не плачь. Кому и страсть, и молодость, и волю — все отдала, — тот стал ее палач! — хорошо поставленным голосом трагический актрисы продекламировала Леночка.

— Талант, — с обожанием глядя на дочь, протянул Дмитрий, а Василий вспомнил Леру и их первую встречу. Валерия декламировала Ломоносова.

Что он наделал?

Лучший друг и его единственная дочь, шашлыки по пятницам и открытие сезона охоты на водоплавающих или кабана — это все, что у него есть. Они пускают его в свой мир. Валерия Ковалева — это его собственный мир, в который он пускал бы Димыча с Ленкой. Он отказался от своего мира — вот что он наделал.

* * *

Лера проснулась не оттого, что выспалась, а скорее от удивления, что спит.

Несмотря на все случившееся, проспала царство небесное и еще бы спала.

С чего бы это? Дел по горло, а она валяется.

Чем скорее она смотается на дачу, тем скорее приедет назад, чем скорее приедет назад, тем скорее поговорит с Бочарниковой, чем скорее поговорит с Бочарниковой, тем скорее вернет Василия.

Все это хорошо в том случае, если… если только… если только Василий не использовал анонимный звонок как оправдание для разрыва… Лера ужаснулась собственному цинизму.

Так недолго заподозрить Василия в том, что и позвонил он себе тоже сам. Звонок в студию: «Говорите, вы в эфире». Что-то вроде письма в редакцию — бородатый прием для поднятия рейтинга, когда в газете печатаются письма, написанные самими журналистами, на радио и телевидении нужный вопрос задает какой-нибудь звукооператор или звукорежиссер, кто-то из техслужб, кого телезрители не знают в лицо.

Чудовищное подозрение заставило Леру сесть в постели. Неужели это возможно?

Чей-то иезуитский голос, до безобразия похожий на Галкин, нашептывал, что в этой жизни возможно все. В этой жизни мужья с легкостью предают жен, любовники — любовниц, и наоборот.

Теперь оставалось решить для себя: станет она разбираться, выяснять, копаться в этом дерьме со звонком или не станет? Нужно ей это или нет?

Дело было не в Василии — к сожалению, не в Василии. А в том, что с сегодняшнего дня времени у нее было предостаточно. Пока она не найдет новую работу. Ходить в редакцию только затем, чтобы подставляться, — больше она бывшему мужу такой радости не доставит.

Впрочем, заявление она отнесет и трудовую книжку (с единственной записью) заберет. Не сегодня — сегодня некогда.

Лера встала и подошла к зеркалу. Слегка взлохмаченные волосы опускались на плечи, глаза потемнели от невыплаканных слез. Может, подстричься в знак протеста?

Значит, план такой: позавтракать, отвезти маме продукты, забежать в салон, встретиться с Галкой.

Но вся решительность рассыпалась в прах, стоило взять в руки телефон. Фотоальбом — вот чего она не учла. Фотоальбом был до отказа забит снимками Крутова.

Рекламный Крутов за рулем, Крутов на фоне заката, Крутов на пляже, в лодке, у костра, с бокалом вина, у собора Святой Екатерины.

Крутов в костюме, в ковбойской шляпе, в бандане, в шортах и в плавках.

Насмотревшись на свое потерянное счастье, свою несбывшуюся мечту, развенчанную сказку, Лера погрузилась в черную меланхолию.

Besame mucho. Только не сейчас.

Чтобы не сойти с ума окончательно, буквально вытолкала себя из дома, потому что среди прочих мелькнула мысль открыть горелки на газовой плите, выпить снотворного и разом покончить со всем этим кошмаром.

В положении безработной было свое преимущество — возможность избежать часа пик. В электричке было полно свободных мест, Лера заняла место у окна и бездумно провожала глазами убегающие летние пейзажи и жанровые сценки на перронах.

Когда глаза устали от мельтешащих деревьев и столбов, Лера перешла к самоанализу и спросила себя, чем будет заниматься, уволившись из «Ведомостей». Вопрос вызвал к жизни какие-то образы, обрывки разговоров и рекламные статьи. Неожиданно из хаоса выплыла похабная рожа затейника-тамады, и Лера почувствовала волнение.

Может, открыть праздничное агентство? Незнакомое чувство взросления поразило Валерию. Впервые за свои тридцать пять она поняла, что получает шанс стать самостоятельной. И главное — хочет ею стать.

Проводить детские утренники, юбилеи, корпоративные вечеринки, свадьбы?

«Не с твоим потенциалом», — осадила она себя. Стоп. Можно же нанять ведущего, а самой писать сценарии — это-то она умеет. Напишет несколько праздничных и юбилейных сценариев для дня рождения, для Нового года, потом подаст объявление в газету и проведет конкурс ведущих. И с тем ведущим, кого выберет, обсудит сценарии. Сценарий проведения Дня строителя, например. Или Дня спецназовца. Нарядить зверского вида парней гусарами — пусть изображают летучий отряд записного спецназовца Дениса Давыдова…

Блестящий план.

…Избегая коллег, Лера заняла дальний столик и села спиной к залу.

И по неясной причине испытала неловкость, будто это она кому-то напакостила, кого-то предала, изменяла, шантажировала и теперь скрывается, прогуливает работу. И даже подстриглась и перекрасилась, чтобы не быть узнанной.

Сделав заказ, Лера позвонила Бочарниковой и вернулась к душившим ее мыслям. Откуда в ней это чувство вины за то, что делали другие? Неужели она на самом деле провоцирует окружающих на пакости? Искушает слабых? Кто же она в таком случае?

Испугаться по-настоящему Лере помешал низкий голос над ухом. Галка уложилась в рекордное время — пять минут. Не иначе как на метле.

— Привет, подруга! О, тебя не узнать. Мне нравится.

Лера поздравила себя с открытием: в каждом слове заместителя редактора ей теперь мерещилось двойное дно.

— Привет, — вяло отозвалась она. — Говорят, смена имиджа спасает от убийственных мыслей. Может, начинает действовать не сразу?

— Что-то ты грустная, девочка моя, — заметила Галина, усаживаясь напротив.

Лера вздохнула: на Галке был льняной костюмчик с юбкой до колен и ядовито-розовый топ под ним. Тощая Галкина фигура, на которой, по твердому убеждению Леры, вещи сидели идеально, была предметом непреходящей Лериной зависти.