Читать книгу - "Тень фараона - Сантьяго Мората"

Прошли месяцы тяжелейшего обучения, но это было счастливое время. Днем я упражнялся с Суром (мне сразу же пришлось по душе такое же короткое имя, как и мое, ибо более длинное в сражении ни к чему), пока мы не падали оба в изнеможении, а по ночам пустыня возрождала меня.

Мои мышцы окрепли. Я уже был не мальчиком, но хорошим солдатом, сильным и дисциплинированным. У меня оставалось все больше времени на отдых, которое я тратил на то, чтобы познакомиться с другими солдатами и командирами.

Меня стали уважать даже те, кто был выше рангом. Взяточничество и чинопочитание, господствующие в Двух Землях, здесь не были распространены, и командирами становились те, кто показал себя достаточно способным, чтобы превзойти солдат в бою как по силе, так и по уму. Чем более способным был командир, тем больше у них было шансов успешно закончить поход и, что еще важнее, сохранить жизнь.

Меня восхищали дисциплина и братство, царившие в войске, правда здесь были приняты разговоры на повышенных тонах, главным образом споры, и проявления силы.

Я понял, почему отец решил подвергнуть меня самым суровым испытаниям. А вот его длительное отсутствие начинало меня беспокоить.

Наконец он вернулся, однако еще довольно долго не вызывал меня к себе.

Когда я вошел к нему, лицо его было суровым, но глаза довольно блестели.

– Приветствую, военачальник.

– Приветствую. Ты не даешь мне поводов для огорчений, правда?

– Ты ведь обо всем разузнал, прежде чем принять меня.

– Я не ждал от тебя меньшего.

И он кивнул в знак одобрения. Это было самое большее, на что я мог рассчитывать.

– Что происходит в стране?

– Ситуация не радует. Я набирал солдат, укреплял оборонительные сооружения, заказывал оружие и строил крепости. То, что я видел, мне не нравится.

– А мне нравится то, что я видел. Твои воины хорошо подготовлены, они сильны и надежны.

– Да, – сказал он грустно, пожав плечами, словно в ответ на мой глупый комментарий. – Мои воины.

Я мгновенно понял его. Отец прочел это в моих глазах.

– Я оставил большую часть своих лучших людей в крепостях и вскоре могу лишиться всех хороших воинов. – Он опять прочел мой взгляд. – Не все годятся на то, чтобы командовать войском, как Сур.

– Как ты узнаешь, кто годится?

Он улыбнулся.

– Тот, кто завоевал уважение Сура, годится.

Я улыбнулся. Это была похвала.

– И что ты собираешься делать?

– Мы готовы двинуться навстречу самому главному нашему врагу, сначала для переговоров. Ты научишься сражаться с ним на его территории.

– Что самое худшее может произойти?

– Кто знает… Они превосходят нас численностью и воинов, и колесниц. В войне ничего не известно заранее, это всегда так. Меня беспокоит то, что наши враги могут объединиться. Тогда они задушат нас.

– И это возможно?

– Несколько лет назад было невозможно, но наша пассивность способствовала тому, что враги стали сильнее. В основном это хетты. Они завоевали много стран, которые раньше воевали между собой, а нас оставляли в покое. Если так будет продолжаться, это вполне возможно.

– Звучит не слишком обнадеживающе.

– Поэтому мы будем говорить с ними. Мы намерены применить дипломатические методы, хотя для нас это непривычно. В прошлом им нужны были переговоры, они просили нас о милости. Накопилось слишком много злобы, чтобы теперь все удалось уладить с помощью слов.

Мне захотелось сделать ему приятное, и я сказал:

– Я думал, что для тебя неприемлема дипломатия.

Отец, пожав плечами, ответил мне с ехидцей:

– Да, неприемлема. Поэтому ты приехал сюда. Ты теперь мой главный дипломат.

На моем лице застыла улыбка, но я выразил свое согласие поклоном в стиле Сура, прежде чем задать очередной вопрос:

– Есть какие-нибудь новости из дворца?

Полководец погрустнел и солгал:

– Нет.

Под покровом ночи в пустыне я проанализировал наш разговор с отцом, в особенности его последний ответ и печаль, с какой он был произнесен. Это обеспокоило меня больше, чем жестокая правда, которую он мне открыл, ведь я обладал воображением таким же богатым, как земля в дельте Нила, и оно ничем хорошим меня не порадовало.

Обычно ночью мои мысли обретали ясность, но эта ночь, казалось, все покрыла черными тучами, темно было и в моей душе.