Читать книгу - "Победитель, или В плену любви - Элизабет Чедвик (Англия)"

Манди непонимающе посмотрела на него.

— Вы подразумеваете… ну, как у Харви с моим отцом?

Краска бросилась в лицо Александру, и он сказал с раздражением:

— Да ничего подобного. У них просто дружба. А я говорю о… о чувственной связи.

— Но как же это может быть?

Более подробно Александр не стал бы ей объяснять ни за что на свете. Только и сказал.

— Просто поверьте мне, что так бывает. С этим связана одна из причин моего бегства из Кранвелла. Монах возжаждал сделать меня своим любовником, а у меня нет к этому ни малейшего желания.

Глаза Манди округлились; она лихорадочно пыталась осознать, переварить то, что казалось просто нелепым.

— И король Ричард?.. Но у него же есть жена!

— Это лишь политическая целесообразность. Он воин, всегда в мужском окружении, а она все время живет в женском монастыре Бофор-ан-Вале. В его жизни нет места женщинам, исключая, возможно, только его мать, но никто и никогда не сравнится с Элеонорой Аквитанской. — И он направился к двери, бросив: — Мне надо переговорить с Харви и вашим отцом.

— Я пойду с вами.

Александр, глубоко вздохнув, хотел возразить, но взглянул на ее упрямо стиснутый ротик и со словами: «Как вам угодно» — открыл дверь.

Большой зал казался пустым, особенно памятуя, что две ночи назад он был битком набит солдатами. Сейчас здесь околачивались едва ли дюжина оруженосцев и солдат резерва, парочка писцов и священник, который за столом что-то старательно подсчитывал на восковой табличке. Никаких признаков присутствия ни Харви, ни Арнауда.

Александр и Манди вышли во внутренний двор. По-весеннему пригревало солнце, в лучах танцевали пылинки. Старая собака спала в уголке, беспечно бродили куры, время от времени склевывая крошки. Каменщик снимал размеры поврежденных во время осады участков стены, щурясь и прикрывая глаза от солнца, а дворцовый плотник удобно устроился у прогретой стены и примеривался взяться за починку разбитой скамьи. Вот у него-то Александр и спросил, где Арнауд и Харви.

— Так на охоте же, — степенно сообщил плотник. — Так примерно с час назад ускакали. Хозяйка пожелали свежатинки к столу. Обещали еще засветло возвратиться. — И он посвистал сквозь щербатые зубы, рассматривая подходящую доску.

Александр тихо чертыхнулся. С Харви надо переговорить сейчас же, а не под вечер.

— А куда они поехали, не знаете?

— Точно не могу сказать, юный господин, но они взяли ястребов, так что, наверное, где-то в чистом поле…

Александр поблагодарил его кивком и быстро направился к конюшне. Манди поспешила за ним почти бегом.

— Что вы собираетесь делать?

— Разыщу их.

— Они же могут заехать куда угодно. Почему бы не подождать их возвращения? Разве пара часов что-то меняет?

Возможно, в ее возражениях и был смысл, но Александр не стал раздумывать.

— Если бы вы побыли в Кранвелльском монастыре, вы бы все поняли. Ехать со мной не надо. Возвращайтесь в покои, — бросил он с бесцеремонностью, продиктованной волнением.

Манди вздернула подбородок и холодно бросила:

— Мне что, только и место там, с тряпками и иголочками?

— Силы Христовы, Манди, ну нельзя же быть такой бестолковой!

— Это я-то бестолковая? — вскинулась девушка от негодования. — Да как вы можете так говорить, когда…

Она умолкла на полуслове, поскольку послышались крики часовых и почти тут же заскрипели цепи, поднимая решетку. Еще немного — и раздался стук множества кованых копыт из-под арки ворот; намного больше лошадей, чем в охотничьей партии.

Первая группа смеющихся и переговаривающихся между собой всадников, одетых в панцири, въехала во двор замка, и среди них был Ричард Львиное Сердце. Никаких шансов для Манди и Александра остаться незамеченными…

— Быстро, — пробормотал Александр. — Не сопротивляйтесь мне.

Манди только раскрыла рот спросить, чему не следует сопротивляться, как с изумлением почувствовала, что к ее губам прижались его губы, а руки Александра заключили ее в несколько неуклюжее, но страстное объятие. Спина ее прогнулась — он ведь был намного выше, — объятие было почти болезненным, а губы вдавились так, что зубам стало больно. Она протестующе задергалась, тогда Александр чуть отстранился и прошептал, будто объясняясь в любви меж поцелуями:

— Забрось руки мне за шею. Пусть Ричард думает, что мы — влюбленные, что никто не может встать между нами.

Манди поколебалась и, пусть чуть запоздало, поняла причину его выходки. Обнимая и прижимаясь всем телом, она еще подумала, что, оказывается, несмотря на прискорбную репутацию лобзаний, которые якобы могут ввергнуть неискушенных в тяжкий грех внебрачной связи, ничего соблазнительного она не чувствует.

Наступила глубокая тишина. Александр медленно прервал поцелуй, оглянулся и застыл, будто пораженный присутствием множества зрителей. Манди не пришлось разыгрывать смущение, она только надеялась, что история не получит продолжения и не завершится поркой на отцовских коленях.

Александр повернулся и стал, весь напряженный, крепко сжимая руки девушки. Кожа взмокла, в кончиках его пальцев Манди чувствовала частое биение пульса. Он очень боится…

Ричард, сощурясь, глядел на парочку. Один из сподвижников короля, Меркадье, широко улыбался. Взгляд Уильяма Маршалла был задумчив.

— Я вижу, вам намного лучше, — сказал Ричард ровным голосом.

— Да, мой повелитель, — ответил Александр и потупил взгляд.

— И это ваше обычное поведение?

Из конюшни появились конюхи — принять рыцарских коней, — а тем временем все новые и новые всадники въезжали во двор замка.

— Нет, мой повелитель, но мы с Манди… — он предоставил жесту договорить, что именно, и чуть привлек девушку к себе. Пальцы его сжимали руки Манди так сильно, что девушка не могла ничего делать, разве что удержаться от вскрика.

— И крепостной двор — лучшее место для свиданий?

Александр не издал ни звука, уставясь в землю, и покраснел еще сильнее.

— Прочь с глаз моих, — сказал Ричард с холодным презрением. — Если у вас хватает сил тискать распутную девку, то, хватит и пережить непогоду в чистом поле.

— Мой повелитель. — Александр поклонился и, все еще не поднимая глаз, потянул Манди за собой к дальнему уголку конюшни; вслед им послышался смех рыцарей Ричарда.

Около деревянного фронтона стены он остановился, присел и, унимая дрожь во всем теле, сказал:

— Прости, пожалуйста, прости. — Он виновато заглянул в глаза Манди. — Но в такой момент я не смог ничего больше придумать. Иначе он непременно пригласил бы меня разделить его общество, и пришлось бы отказываться слишком прямо.