Читать книгу - "Пещера невольницы-колдуньи. Шахразада - Шахразада"

В прохладе шатра прошло полдня. Эриния с наслаждением вспоминала странствия по пещере, беседу с бесплотным духом. Она с удивлением, хоть и знала, что это будет так, вернулась в утро и весь день упражнялась в своих новых умениях. А кошка, амулет матери, нагреваясь или остывая, подсказывала ей, когда она что-то делала неправильно.

Должно быть, поэтому, поглощенная своими новыми успехами, она не обратила никакого внимания на то, что Рахмана нет в стане, да и сам стан наполовину пуст.

Тишина царила до полудня, и лишь когда Рахман в сопровождении нескольких десятков всадников вернулся к своему народу, Эриния вместе со всеми выскочила на шум и едва не столкнулась с ним.

— Хорошо, что ты вышла сама. Я подумал… Не согласишься ли ты поужинать со мной сегодня вечером? — Рахман произнес это небрежно, а сам внимательно следил за выражением глаз девушки. — Я был бы очень рад, если бы ты согласилась.

Она задумалась лишь на миг и ответила:

— Да, с удовольствием.

Рахман смотрел, как Эриния грациозно идет к шатру, и жалел, что не может изменить прошлое. Если бы ему представился еще один шанс, он обошелся бы с ней совершенно по-другому. Он мог бы не отпускать ее, когда они были у водопада, но ему хотелось, чтобы она отдалась ему не по принуждению.

Когда девушка скрылась в шатре, он повел лошадей прочь. Невинность Эринии стояла между ними, как остро заточенный меч. Она, вероятно, была бы поражена, если бы узнала, как трудно ему было отпустить ее, когда они были в пруду. Она буквально разрывала его тело изнутри.

Сегодня вечером он должен добиться ее! Он должен сделать так, чтобы ее мнение о нем изменилось, — если, конечно, сумеет. Ни одна женщина прежде не казалась ему столь неприступной и неуловимой. Но Эриния была не похожа на других женщин и постоянно ставила его в тупик. В прошлом Рахман никогда не задумывался о духовной любви между мужчиной и женщиной, но последнее время, похоже, он не мог думать ни о чем другом.

Ее тело реагировало на него, но он понимал, что если не завоюет ее разум, ему никогда не овладеть ее сердцем. Рахману Эриния нужна была не на вечер, не на день — он хотел провести рядом с ней всю оставшуюся жизнь.

Сидя рядом с Рахманом на белой кушетке, Эриния ощущала неловкость. После того сближения, что произошло между ними, девушка не знала, как ей вести себя.

Рахман относился к ней почтительно, угощая со своей тарелки, что египтяне делали очень редко. Эриния опустила ресницы и откусила кусочек инжирины, выдержанной в меду. Она ощущала присутствие Рахмана каждой клеточкой своего существа и не осмеливалась поднять на него глаз из опасения, что он поймет, какие ее обуревают чувства.

Девушка остановила взгляд на его длинных тонких пальцах, когда он взял с блюда финик, и проследила за его рукой до самых губ, что было большой ошибкой. У него был красиво очерченный чувственный рот, и она тут же вспомнила, что ощутила в тот миг, когда он прижимался к ее губам.

Рахмана обрадовало, что Эриния надела платье, которое выбрала для нее его тетушка. Когда он увидел Эринию на борту корабля, а потом в царском дворце, она была одета скорее по-египетски. Презрев обычаи и моды, которые ввели в Александрии воцарившиеся эллины. То светло-зеленое, цвета нефрита, платье, которое было сейчас на девушке, мягкими складками облегая ее фигуру, как принято у женщин его прекрасного племени, подчеркивало ее изящные формы, и у Рахмана жар разгорелся в крови.

— Ты сегодня необыкновенно прекрасна.

Эриния покраснела.

— Это не я, — сдержанно сказала она и погладила ладонью легкую ткань. — Это платье очень красиво.

— Не будем продолжать эту тему, а то я наговорю глупостей, как слишком часто бывает, когда я с тобой.

— Как это?

Рахман положил в рот финик и снисходительно посмотрел на нее.

— Я мог бы ответить, что даже если бы ты намотала на себя папирус, ты все равно была бы прекрасна. Так что это не платье, а ты красива, Эриния.

Довольный смех сорвался с губ девушки.

— Ты прав, ты действительно сказал глупость.

— Ты разве не знаешь, как ты прекрасна?

— Не знаю, — чистосердечно сказала она. — Отец часто говорил, что моя мать была красавица и что я очень на нее похожа.

— Я в этом не сомневаюсь.

Девушка грустно посмотрела на него.

— То, что мой отец считал меня красивой, вовсе не делает меня такой. Он очень любил мою мать и считал ее красавицей, и такими же глазами смотрел на меня.

Рахман опустил взгляд, устояв перед желанием созерцать холмики ее грудей.

— Ты слишком быстро соображаешь. Мне трудно удерживать нить разговора, беседуя с тобой.

Девушка согласно кивнула.

— Я сама это замечаю за собой. Ты хочешь сказать мне комплимент, а я начинаю его анализировать и все порчу. Сама не знаю, почему я так делаю.

— Потому что у тебя не по возрасту зрелый ум и ты во всем хочешь разобраться.

— Еще один комплимент?

— Еще одна правда. Сделай мне одолжение, — сказал Рахман, откинувшись на кушетке и вытянув вдоль спинки руку, так что едва не коснулся плеча девушки, — расскажи мне дальше, каково это — расти среди диких животных. Должно быть, это довольно рискованно.

Эриния немного расслабилась, потому что детство было безопасной темой, по крайней мере до тех пор, пока он не расспрашивал ее о матери.

— Я не могу вспомнить ни одного дня своей жизни дома, когда я не была счастлива. — Девушка смотрела мимо Рахмана, сосредоточившись на прикрывавшей вход ковровой завесе, которая колебалась под внезапными порывами ветра. — Не считая того времени, конечно, когда заболел мой отец. Было невыносимо трудно видеть, как он становится все слабее, а его боли с каждым днем все усиливаются.

Рахман заметил, что в глазах ее сверкнули слезы, и у него сжалось сердце. Требовалось срочно перевести разговор на более безопасную почву.

— Расскажи, как ты приручала животных. Наверняка у тебя есть о чем вспомнить.

Эриния радостно улыбнулась ему, и сердце Рахмана учащенно забилось. Эта хрупкая девочка, казалось, может и вознести ввысь и бросить на самое дно его желаний.

— Ты знаешь, Нюкта — моя любимица. Как и белый тигр, она из числа самых редких животных, которых нам случалось дрессировать. — Девушка засмеялась и прикрыла рукой рот. — С глупой кошкой постоянно случались неприятности, потому что ей разрешали свободно ходить по дому. Она была еще слепым котенком, когда отец впервые принес ее мне, поэтому домашние слуги привыкли, что она бродит по дому. Ночью она спала у меня в ногах, а днем ходила за мной по пятам, словно тень.