Читать книгу - "Чары воительницы - Сара Маккерриган"

— Может быть, тебе лучше зажать что-то в зубах?

— В зубах?

— Это жжет просто ужасно, — предупредила Хелена.

Колин нахмурился. Разумно ли полагаться на методы лечения шотландки? Насколько он знал, Хелена использовала порошок из лягушек и вороний коготь.

— Не беспокойся. Когда-то я уже делала себе это. — Она оттянула ворот рубашки и показала Колину неровный шрам около плеча. — Выглядит уродливо, но вино убило инфекцию и спасло мне руку.

Колину это совсем не казалось уродливым. Наоборот, ему пришлось подавлять в себе желание поцеловать полоску бугристой плоти. Но если Хелена вытерпела боль, и результат был положительным, то сможет и он.

— Ну, хорошо. Сделай это.

— Если ты хочешь кожаный ремень…

Колин отрицательно покачал головой.

— Тогда ложись, — скомандовала Хелена.

Когда жидкость пролилась на рану, обжигая как огонь, едва не заставив его согнуться пополам, он почти пожалел, что отказался от ремня. У него вырвался стон, сопровождаемый самым грязным ругательством, какое только Колин знал.

— Прости, — пробормотала она.

— Проклятие, ты пытаешься убить меня?

— Я пытаюсь тебя спасти.

Вино обжигало, как кислота, разъедая его плоть, и он с трудом мог дышать от боли.

Хелена снова заткнула бурдюк пробкой.

— В следующий раз я дам тебе в зубы ремень.

— В следующий раз?

— Это нужно проделывать каждые несколько часов.

— Ни черта это не нужно.

— Ты хочешь, чтобы это зажило, или нет?

Колин смерил Хелену взглядом, полным отвращения:

— Думаю, тебе это доставляет удовольствие.

— Ты ошибаешься.

Наверное, действительно несправедливо обвинять ее в намеренном причинении ему боли. В конце концов, Хелена как могла заботилась о нем, даже если в конечном счете это было ради ее собственных целей. Но трудно судить беспристрастно, корчась от боли, пока она спокойно встала, чтобы взять кролика. Интересно, сколько времени она выдержала бы такую агонию.

Пока Колин ждал, когда утихнет жжение, Хелена ободрала и разделала кролика. Колин почти простил ее, когда она спросила через плечо:

— Тебе еще что-нибудь нужно?

Он вскинул брови. Неужели она чувствует вину за боль, которую причинила? Старается загладить вину? Колин улыбнулся. Доктор и пациент. Это игра, с которой он хорошо знаком. Большинству дам нравилось, когда он играл доктора, но он был готов охотно подчиниться желаниям Хелены.

— Когда я был мальчишкой, — тихо произнес Колин, — моя мама всегда целовала мои порезы. Она говорила, что это прогоняет боль, и они так быстрее заживают.

Хелена обернулась — на лице ее было написано недоумение.

— Я имела в виду, нужно ли тебе еще что-то, чтобы приготовить ужин? Я нашла дикий лук и розмарин.

Улыбка на лице Колина померкла. Она что, может думать только о еде? Он предполагал, что ему придется создать какое-то особенное блюдо из этого маленького зверька. Для которого, лукаво подумал он, понадобятся остатки того проклятого вина.

— Нет. — Колин шмыгнул носом. — Но мне все равно очень помог бы исцеляющий женский поцелуй, нежный и трепетный, и сладкий на моей плоти.

— Я не собираюсь целовать твою рану, — Хелена укоризненно подняла бровь, но он заметил намек на улыбку на ее губах, — независимо оттого, насколько жалостливо ты просишь.

Он сделал вид, что надул губы.

— Это самое меньшее, что вы могли сделать, миледи, учитывая, сколько боли вы уже причинили.

— Хм.

— Воистину, — заявил Колин, скрещивая руки на груди, — я считаю, мне следует получать поцелуй всякий раз, когда ты льешь на меня этот дьявольский огонь.

Хелена прищелкнула языком.

— Ты действительно жулик.

Колин изобразил обиду.

— А теперь ты обзываешься. Неужели нет конца вашим издевательствам, миледи?

Она пожала плечами:

— Я не заставляю тебя есть то, что я приготовила.

Колин улыбнулся. Хелена пошутила. А ведь он считал, что она слишком серьезна, чтобы сравниться с ним в остроумии.

С ее помощью он добрался до очага и готовил, сидя на трехногом табурете. Колин положил кролика в воду и добавил в горшок дикий лук и щедрую порцию розмарина. Пока Хелена не видела, он добавил немного вина. Вскоре на огне забулькало густое рагу.

Хелена ела с удовольствием, хотя так и не сказала ему слов похвалы, а потом они доели оставшиеся вишни. Но в сумке Шеда остался только маленький кусочек сыра, и ей придется найти что-то на ужин. Колин предложил Хелене помочь, но она настояла, чтобы он оставался в постели, угрожая привязать его, если он сдвинется с места.

Хелене удалось поймать в силок пару перепелок и набрать полный горшок ежевики, но между вылазками за провизией она возвращалась, чтобы продолжить свое мучительное лечение его раны.

Каждый раз был такой же адский, как первый, а ругательства Колина такие же неистовые. После ужина из жареной перепелки с ежевичным соусом и салата из трав она сделала ему последнюю вечернюю процедуру. Но на этот раз Хелена сделала то, что заставило его забыть о боли. Она наклонилась над ним и с любовью, очень ласково и очень нежно поцеловала его бедро.

Колин смотрел на нее с благоговением, но ее лоб нахмурился, как будто она удивилась, почему сделала это.

Он закрыл глаза и поймал руку Хелены.

— Я уже чувствую, что мне стало лучше.

Колин так и уснул, держа ее за руку, со слабой улыбкой на губах и приятной усталостью. И он бы мирно проспал до утра, но в середине ночи он услышал звуки, явно говорящие о том, что женщине плохо.

Хелена сильно дрожала в темноте. Казалось, что в эту летнюю ночь внезапно вторглась зима. От того, что последние несколько часов она сжимала зубы, у нее болела челюсть, и она дула на руки, стараясь согреть онемевшие пальцы.

Хелена отдала Колину два одеяла. Это казалось ей правильным, учитывая, сколько боли она заставила его перенести. Кроме того, ему нужен полноценный ночной отдых, чтобы быстрее выздороветь. Но сейчас она расплачивалась за свою доброту.

От огня не осталось ничего, кроме слабого свечения. Хелена совершила ошибку, позволив сжечь все дрова. Сейчас стало так холодно, что она всерьез подумывала о том, чтобы начать жечь мебель.

Хелена сжалась в тугой комок и испустила долгий дрожащий стон.

— Кровь Христова, женщина! — донеслось раздраженное ворчание от кровати. — Почему ты ничего не сказала?

Она слышала, как Колин шуршит одеялом, но слишком окоченела, чтобы двигаться или говорить.