Читать книгу - "Любовь как спасение - Ольга Лобанова"

В тот день, после короткого объяснения с Черновым, Елена Николаевна вернулась домой веселой и спокойной. Оказывается, это такое блаженство — чувствовать себя свободной от греховного морока. Во время ужина и потом, до самой ночи, внимательно наблюдала за Кириллом, утром вспоминала проведенную с мужем ночь, прислушивалась к себе и поняла еще одну важную для себя вещь: увлечения увлечениями, но жить — в бытовом понимании слова — она может только с Кириллом, несмотря на все ее претензии к нему. В последующие три года у нее случится еще парочка романов, теперь уже инициированных не ей, но каждый раз, возвращаясь душой к мужу, она будет убеждаться в этой мысли: все-таки тогда она правильно поступила, что согласилась выйти замуж за Кирилла, — судьба это была, не иначе. Более того, Елена Николаевна станет внимательно присматриваться к окружающим ее мужчинам — мужьям родственниц и подруг, коллегам и просто знакомым — с единственной целью: понять, за кого из них она хотела бы выйти замуж. И вынуждена была признать — не встретился на ее пути мужчина, ради которого она согласилась бы бросить Кирилла. Вот и ответ на теперешнее недоумение: почему не ушла от мужа? Потому и не ушла, что найти любовника куда проще, чем человека, с которым можешь сосуществовать изо дня в день, годами, десятилетиями. Ей, чтобы понять эту суть супружеской жизни, нужно было обогатиться опытом на стороне, сравнением типажей и сопоставлением фактов. И вся эта сложная аналитическая работа закончилась признанием существенных преимуществ Кирилла. Тогда он еще не пил.

* * *

Редактором Елена Николаевна проработала четыре года, а потом издательство закрыли, как и многие другие учреждения культурно-просветительского профиля. В первые перестроечные годы духовные ценности вдруг утратили свою ценность, государство перестало финансировать книгоиздание, а обучиться вести дела по-новому, приватизировав или акционировав издательство, прежнее руководство не сумело. Тут-то и вспомнила Елена Николаевна о своем педагогическом образовании. Отучилась на курсах переподготовки учителей и пришла в школу преподавать литературу, на двадцать с лишним лет. Сбылась мечта ее юности! Поначалу ученики, родившиеся в СССР, были ей понятны и близки. И учебная программа, по которой она и сама когда-то училась, радовала и вдохновляла. Потом в школу пришли дети перестройки — злые и изломанные, мечтавшие с первого класса купить ларек возле метро или на рынке. Их литература не интересовала вообще, а русский язык они хотели знать ровно настолько, сколько требовалось для оформления нехитрых мелкоторговых документов. Попадались, конечно, и другие, ориентированные на высшее образование, но их одноклассники дразнили ботаниками и унижали ужасно. Дикое время, страшно вспомнить. Тогда же в школе появились наркотики и пьяные старшеклассники на уроках. Последующие поколения учеников были еще сложнее для ее понимания — дети конца века. Возможно, если бы Кира и Стас по-прежнему жили с ней, Елене Николаевне были бы ближе и понятней те перемены, которые так лихо ворвались в повседневную жизнь. Но они к тому времени выросли, получили образование, нашли работу и потребовали размена жилплощади. Жить с сильно пьющим отцом не захотели, и правильно сделали, Елена Николаевна их не осуждала. Взяли кредиты, продали квартиру на Соколе — денег как раз хватило на маленькую двухкомнатную родителям и по однокомнатной детям. Так что спросить про айфоны и айпеды ей было не у кого, она даже компьютер толком не освоила, в отличие от своих учеников. Елена Николаевна чувствовала, что выпадает из современного контекста, отстает от времени необратимо.

Внутри педагогического коллектива тоже произошли разительные перемены. Ушли старые грамотные учителя, которые когда-то учили профессии молодых, передавали традиции. Школу возглавил бывший сотрудник городского департамента образования, не столько педагог, сколько прирожденный функционер, тонко чувствующий политическую конъюнктуру, любую — какую только ветер принесет. А ветры в конце века, да и в начале нового, дули на образовательный процесс сильные, порывистые, порой взаимоисключающие. Но директор умудрялся подстроиться под любое направление, и учителей ценил гибких, которые особо не заморачивались относительно правомерности и целесообразности тех или иных указов и постановлений, изменивших школу до неузнаваемости, а делали так, как велят. Вскоре и учителя потянулись к нему соответствующие: все больше из провинции, не всегда профессионально подготовленные, с диким для Москвы выговором, но все как один покладистые, к руководству уважительные. А к коллегам своим, особенно к москвичам, злые. По-человечески Елена Николаевна их понимала: платят мало, а за съемную квартиру просят много, но ей-то от этого не легче. На работу приходишь — как в серпентарий, шипение весь день не замолкает. А у нее своих проблем выше крыши.

Как все-таки хорошо, что у них с Кириллом двухкомнатная квартира! Сейчас, в преддверии скорых перемен в своей жизни, Елена Николаевна еще раз убедилась в мудрости тогдашнего решения — не соглашаться на большую однокомнатную. Только при этом условии — при наличии двух изолированных комнат — она могла претворить свое решение в жизнь. А время его претворять как раз пришло: в тот апрельский день, когда она, сидя в кресле, итожила прожитую жизнь, Елене Николаевне исполнилось пятьдесят пять. Пенсия. Это слово не пугало ее, наоборот, вдохновляло — лучше времени для радикальных перемен и не придумаешь.

Наученная предыдущим опытом, она не стала устраивать торжеств. В школе любителей юбилейных мероприятий уговорила не беспокоиться по такому нерадостному для женщины поводу — мол, вернемся к вопросу позднее, после окончания учебного года. Кирилл даже не вспомнил о ее юбилее, может, и к лучшему. Сходила с детьми в ресторан, получила подарки, выслушала поздравления — на этом торжества и закончились. Пора было приступать к действиям.

Примерно за год до этого Елена Николаевна провела разведку боем: во время очередного пьяного дебоша пригрозила Кириллу, что, если он не перестанет пить и хулиганить, она с ним разведется. Раньше она эту угрозу не использовала, хранила про запас — как последний аргумент. Оказалось, зря. В ответ она услышала, собственно, то, что и предполагала услышать: «Да куда ты, старая дура, денешься. Кому ты нужна, школьная крыса». Ну и так далее, относительно ее возраста, природной глупости и нищенской зарплаты. Нечто подобное она слышала довольно часто и давно перестала реагировать на оскорбления и даже обижаться — себе дороже. Но на этот раз пассаж относительно нищенской зарплаты навел Елену Николаевну на мысль, что надо бы позаботиться о некотором финансовом резерве, который позволит ей в первое лето свободы осуществить еще один пункт долгосрочной программы. Зарплата ее и в самом деле оставляла желать лучшего, особенно в сравнении с тем количеством сил и нервов, которые она каждый день расходовала в школе, но нищенской она бы ее не назвала. Сказано — сделано, заветный конверт стал ежемесячно прирастать означенной суммой. Еще одна попытка оговорить с Кириллом условия развода закончилась примерно так же, с той лишь разницей, что в конце тирады она услышала: «Развод не дам. И не думай, и не надейся». «Дело твое», — решила для себя Елена Николаевна и, не говоря больше мужу ни слова, подала заявление на расторжение брака. Повестку в суд, которая вскоре пришла по почте на имя Кирилла, она молча положила на кухонный стол. Эффект был громкий и матерный. «Дело твое», — опять сказала про себя Елена Николаевна и стала ждать истечения трех определенных законом месяцев, после которых брак расторгается без согласия второго супруга.